К.Д.Воробьев.
    Вот пришел великан

   ---------------------------------------------------------------
   OCR: Will Macavity
   ---------------------------------------------------------------

   Я хорошо понимаю, что читателю не очень нужно все это  знать, но мне-то
очень нужно рассказать ему об этом.
   Жан-Жак Руссо



   Я позвонил ей по телефону минуты  за три до обеденного  перерыва,  и мы
встретились  на лестничной клетке своего этажа. Тогда я  впервые взял ее под
руку  при всех сотрудниках  -  они шли в буфет на  третий  этаж -  повел  по
коридору к  окну, где стояли  два стула. "Ты сошел  с ума! Что случилось? Ты
сошел с ума!" - под колючий костяной цокот своих каблуков безгласно  кричала
она мне, глядя перед собой, и вид  у нее был почти полуобморочный  и в то же
время тайно-радостный. На  подоконнике и стульях  лежал и метельно шевелился
слой  тополиного пуха, и там я сказал ей,  что распиналка над нами назначена
на восемнадцать часов. Я был тогда в той степени отвращения к ближним своим,
когда приходишь к решению, что жить можно лишь  в том случае, если помнить о
головокружительной бесконечности Вселенной, перед которой человеческая возня
смешна  и бессмысленна,- в  этом случае ты не  только  обретаешь спокойствие
безразличия, но становишься  способным  на  отпор  и дерзость. Я сказал  ей,
чтобы она не являлась на этот суд над нами и шла домой сейчас же.
   - А ты сам? А ты сам куда?
   Ей немного не хватало до обморока, и  я вдруг будто  со стороны увидел,
как некрасива,  мелка и тщедушна фигурка этой полуживой от страха  женщины с
седеющей головой на нервной тонкой шее, похожей на  ручку  контрабаса, и как
смешно и бессмысленно все то, что готовится нынче к шести часам вечера ей  и
мне.
   - Вот пришел великан. Большой, большой великан. Такой смешной, смешной.
Вот пришел он и упал,- сказал я ей. Всю нашу жизнь - нашу жизнь! - я говорил
ей эти слова, когда ничего другого нельзя было придумать.
   Я нарочно подождал,  пока в коридоре раздались чьи-то шаги, и поцеловал
ее в открытую шею, в самую ямку "контрабаса". Там успела приютиться мохнатая
тополиная пушинка, приставшая к моим губам, и  она сняла  ее с меня щепоткой
холодных  пальцев и  пошла по  коридору на выход.  Я  умышленно загляделся в
окно, придав себе застигнутый вид. Я стоял и слушал шаги двоих - удаляющиеся
перебойно-дробные  ее,  будто  она  готовилась   и  не  решалась  бежать,  и
размеренно  -  пристойную  мужскую кладку каблуков того, кто нас "застукал".
Когда я оглянулся  -  мне  пора  было помочь ей там,-  она уже разминулась с
бедой,  но  шла впритирку к глухой коридорной стене  и руки держала по бокам
врастопырку.
   - Я позвоню тебе домой сразу же после этого!  - сказал я ненужно громко
вдогон ей, и она в самом деле тогда побежала, а я достал сигареты и закурил.
Вениамин Григорьевич  стоял  у дверей своего  кабинета, заложив  руки назад,
тесно  составив  курносые  чистенькие  ботинки,  и как-то радостно-обретенно