из  библии,  и  разнородные  выкрики  как  попало накладываются на  мелодию.
Волшебный орган стоит  закрытым  и пыльным, зато у нас есть  аккордеон и две
гитары. Я  по-настоящему  хочу  выйти, но входную  дверь заслоняет дородный,
сияющий фермер, который похоже может рассвирепеть, если  я попытаюсь сбежать
до того, как начнется сбор пожертвований.
  "Иисус  преодолеет тебя" -  выкрикивает  священник. ( Бог -  занимается
реслингом?) "Иисус овладеет  тобой!" ( Бог  -  насильник?) "Иисус становится
все  сильней  и сильней!" (Бог  культурист?) "Отдай себя в руки Иисуса, и ты
будешь возвращен с процентами".
  Я  могу принять  идею о  многогранности  Бога, но  у меня есть  твердое
убеждение, что если Бог существует, то Он не Ипотечный Банк.
  Однажды  у  меня был друг, его звали Бруно. После сорока  лет распутной
жизни   и   поклонения   Маммоне,  он   обнаружил  Иисуса  под   гардеробом.
Справедливости  ради  надо упомянуть, что до того, как  это  случилось, этот
гардероб  в течение  четырех  часов медленно раздавливал  его  легкие. Бруно
помогал выносить мебель, и влип в  крупные  неприятности с этой  двухдверной
викторианской  громадиной.  В таких гардеробах  обычно  живут нищие. В конце
концов его спасла бригада пожарников, хотя позже он постоянно утверждал, что
сам Господь поднял  с него  эту дубину. Вскоре  после этого он повел  меня с
собой в церковь и  дал мне полный отчет о том, как Иисус вышел из гардероба,
чтобы спасти его.
  "Из гардероба и прямо в твое сердце", восторженно сказал пастор.
  Мне никогда больше не довелось увидеть Бруно после этого,  Он отдал мен
свой  мопед,  в  знак отречения  от  мирской жизни  и помолился  о  том, что
возможно  этот мопед приведет  меня к Господу. К  сожалению  он окончательно
сломался на окраинах Брайтона.
  Прорываясь  сквозь  это  болезненное  мечтание, чьи-то руки хватают мои
руки и начинают ударять их друг об друга, как  если бы они были цимбалами. Я
понимаю, что  от меня ждут,  что  я буду хлопать в такт и вспоминаю еще один
маленький совет  моей  бабушки. "Среди  волков по-волчьи вой".  Я приклеиваю
пластмассовую улыбку  на свое лицо, как это делает обслуживающий  персонал в
МакДональдсе и делаю вид,  что мне хорошо. Мне и не плохо, мне вообще никак.
Не удивительно, что они говорят о том, что Иисус заполняет вакуум, как будто
человеческое существо это какой-то термос. Это самое пустое место из тех,  в
которых мне пришлось побывать.  Бог может быть и милостив, но должно быть  у
него все-же есть какой- то вкус.
  В  подтверждение  моим  подозрениям оказалось,  что фермер, похожий  на
борца сумо, отвечал за сбор  пожертвований, поэтому  как  только он радостно
принял мои  двадцать  пенсов,  мне  удалось упорхнуть. Упорхнуть в пустынные
поля,  где  овцы  продолжают  пастись так,  как они  делали  десятки  веков.
Упорхнуть к пруду, который кормит стрекоз. Я порхаю до тех пор, пока церковь
не превращается в твердый нарост на  фоне неба. Если молитва вообще уместна,
то  она  уместна  здесь, моя  спина прижата  к  каменной стене, мои ноги  на
плоской земле.  Я молюсь за Луизу каждый день, начиная с декабря.  Я не знаю
кому я молюсь и зачем.  Но я хочу, чтобы кто-то позаботился о  ней. Пришел к
ней  и утешил ее. Как прохладный ветер и глубокий источник. Я хочу, чтобы ее
защитили, я могу даже сварить глаза саламандры и печень жабы, если это может
принести  хоть  какую-то  пользу.  Что  до  молитвы,  то  она  помогает  мне
сосредоточиться.  Думать о Луизе  самой по себе, не как о моей возлюбленной,
не  как о моей скорби. Это помогает мне забыть себя и это большая благодать.