Я никогда не знаю, что она сделает в следующий момент. Я все еще нагружаю на
нее весь свой ужас. Я все  еще хочу, чтобы она  возглавляла нашу экспедицию.
Почему мне  так трудно  признать, что мы  оба одинаково тонем? Тонем друг  в
друге? Судьба это мучительное понятие.  Я не хочу зависеть от судьбы, я хочу
выбирать. Если выбор настолько суров: быть  Луизе  или не быть Луизе-  тогда
никакого выбора нет.
  Первый  день  я  провожу  в  библиотеке,  пытаясь  работать  над  своим
переводом,  но  на  самом  деле  только расписываю на  промокательной бумаге
насущные вопросы моей жизни. Страх пронизывает меня насквозь. Глубокий страх
никогда больше не  увидеть ее. Я не нарушу данное мной слово. Я не подойду к
телефону. Я рассматриваю сидящие  в ряд, прилежно склоненные головы. Темные,
светлые, седые, лысые, в париках. И везде вокруг я вижу яркое красное пламя.
Я знаю,  что это  не  Луиза, но  я не могу  отвести глаз  от этого цвета. Он
утешает меня также, как какой-нибудь медведь может утешить ребенка, внезапно
оказавшегося  в  лесу.  Этот  цвет  не  принадлежит  мне  и  в  то  же время
принадлежит. Если  я  прищурю  глаза, вся  комната зальется  красным цветом.
Купол  освещен  красным  цветом.  Я   представляю  себя  зернышком  граната.
Некоторые  люди  утверждают, что настоящим  яблоком Евы  был  гранат  - плод
матки.  Я  могу собственными зубами прогрызть дорогу в вечный ад  ради того,
чтобы попробовать тебя.
  "Я люблю ее, что я могу сделать?"
  Сидящий  напротив  джентльмен,  в  вязаном жилете, поднимает  голову  и
хмурится. Я нарушаю правила и разговариваю  вслух. Хуже того, я разговариваю
с собой. Я хватаю  свои книги  и мчусь бегом  из комнаты, мимо подозрительно
озирающих  меня  охранников  и  дальше, прочь,  вниз  по  ступенькам,  между
массивных колонн Британского Музея. Я несусь домой, в совершенном убеждении,
что  никогда  больше не увижу Луизу. Она уедет с Элгином в Швейцарию и родит
ребенка. Год назад Луиза оставила работу по просьбе  Элгина, чтобы они могли
завести семью. У  нее  случился выкидыш,  и ей  больше не хотелось повторять
это. Она говорила мне, что твердо решила не иметь ребенка. Верю ли я ей? Она
назвала  мне  одну причину,  которая показалась  мне убедительной: "Он может
оказаться похожим на Элгина".
  Меня охватывает  пиранезийский кошмар. Дороги  логики  -  это  ступени,
безошибочно ведущие в никуда. Мой разум поднимает меня вверх, по мучительной
лестнице, ведущей к дверям, которая ведет  в  никуда.  Мне ясно, что это мои
старые  боевые  раны  дают о  себе  знать. Стоит  мне представить  ситуацию,
которая попахивает  историей с Вирсавией, и  я  начинаю защищаться. Вирсавия
всегда просила дать ей время  на то, чтобы принять определенное решение,  но
всегда  возвращалась со списком компромиссов. Я знаю, что Луиза не пойдет на
компромиссы. Она исчезнет.
  Десять лет брака это большой срок. Нельзя полагаться  на точность моего
описания Элгина. И  что самое важное, мне абсолютно неизвестен другой Элгин,
тот Элгин, за которого она выходила замуж. Те, кого любила Луиза не могли не
стоить ничего, и если  я откажусь от этой точки зрения, значит я тоже ничего
не стою. В конце концов я не  настаиваю на том, чтобы она ушла. Это будет ее
собственное решение.
  Однажды у меня был бойфренд, которого звали Сумасшедший Фрэнк. Он вырос
в семье лилипутов, хотя был на шесть футов выше них. Он любил своих приемных
родителей  и  иногда  носил их  на своих плечах.  Именно в такой ситуации он
повстречался мне на выставке Тулуза Лотрека в Париже.