- Но почему вы так считаете? - спросил Ромстед.
   Он привез Полетт домой, и теперь  они  сидели  в  прохладной  гостиной  с
бокалами "Кровавой Мэри" в руках. Было уже слишком жарко,  чтобы  сидеть  на
террасе возле бассейна, а из-за смерти Джери Боннер никто из них и думать не
мог о еде. Дом капитана снова заперли,  и  Брубейкер  обещал  сообщить  Сэму
Боллингу о разбитом стекле. Заодно Ромстед попросил вернуть ему ключ.
   - Я тоже не думаю, что он знал о хранящемся в доме героине,  -  продолжил
он, - но почему вы так уверены в этом?
   - Потому что я знала его лучше, чем кто-нибудь другой. - Полетт поставила
свой коктейль на кофейный столик и прикурила сигарету. -  Я  знала,  что  он
думает о наркотиках. Как и по любому другому  поводу,  его  позиция  в  этом
вопросе была очень твердой. Гуннар не испытывал к наркоманам  ничего,  кроме
презрения, хотя,  конечно,  у  него  самого  были  собственные  "наркотики":
гаванские сигары, бренди и сортовое шампанское. Но еще большее отвращение он
питал к толкачам и поставщикам любого зелья, даже марихуаны. На "Фэрайле"  -
последнем судне, на котором служил ваш отец, - он арестовал одного из членов
команды за попытку провезти героин. Понимаете, он поступил с ним по  законам
восемнадцатого столетия: запер в каюте, а  потом,  когда  корабль  пришел  в
порт, передал федеральным властям. А ведь это  произвол,  и  за  это  вполне
могли выгнать со службы или подвергнуть бойкоту со стороны профсоюза моряков
- если бы тот человек оказался невиновным. Но в  качестве  доказательства  у
капитана был героин, поэтому парень предстал перед судом и сел в  тюрьму.  И
это не сказки о морских нравах - я успела хорошо  изучить  этого  чокнутого.
Да, Гуннар Ромстед был немного не в себе и носился как с писаной  торбой  со
своими ста шестьюдесятью процентами коэффициента интеллект та... Но  я  ведь
собиралась рассказать вам, как мы познакомились. Это  случилось  почти  пять
лет назад.
   Полетт немного помедлила, помешивая соломинкой лед в своем бокале.  Когда
она подняла на Ромстеда глаза, они светились лукавством.
   - А это забавно - рассказывать сыну о любовной интрижке с  его  отцом.  Я
чувствую себя потаскухой или даже растлительницей несовершеннолетнего.
   - Будет вам, - отмахнулся Ромстед. -  Для  своих  тридцати  шести  лет  я
довольно неплохо развит.
   - Ну хорошо. Уверена, что так оно и есть... Произошло это  в  1967  году.
Мой  муж,  Стив,  был  бизнесменом,  занимался  недвижимостью  и  земельными
участками в Неваде и Южной Калифорнии; однако у него  возникли  проблемы  со
здоровьем, и он потихоньку отошел от дел. Жили мы тогда в Ла-Джолле,  у  нас
там был дом, и мы часто ходили на яхте в море. В юности Стив был помешан  на
океанских регатах, но  когда  здоровье  стало  его  подводить,  оставил  это
занятие.  Продал  свою  тридцатидевятифутовую  спортивную   яхту   и   купил
тридцатишестифутовый  прогулочный  шлюп,  с  которым   вполне   можно   было
справиться вдвоем; на нем-то мы и собирались отплыть в Гонолулу. А  тут  Лью
Боннер попросил прихватить с собой Джери. Лью в то время  работал  у  Стива,
управлял складом строительных материалов. Мы оба знали Джери  и  любили  ее.
Она была очень милым подростком, но понемногу стала хипповать, и это  начало
беспокоить Лью.  Ведь  спортсмены  в  большинстве  своем  отличаются  весьма
консервативными взглядами - ой! Чувство  такта  я  унаследовала  от  семейки
Кармоди - не сразу сообразила, что вы тоже спортсмен.
   Ромстед пожал плечами: