позади остались скромные жилые домики с зелеными лужайками, склад с
оборудованием и техникой для обслуживания скоростного шоссе и резервуары с
горючим. За городом, на протяжении примерно мили, по обе стороны дороги
тянулись фермы. Но преодолев небольшой подъем, Ромстед увидел впереди
кладбище и сбавил ход.
Оно находилось справа от шоссе, на склоне каменистого холма. Вдоль ограды
выстроилась шеренга чахлых кедров. Ромстед подъехал и остановился возле
ворот со столбами из булыжника. Заглушив мотор, он выбрался наружу, и его
сразу же обволокла густая, что называется кладбищенская тишина и терпкий
запах полыни. Утро уже наступило; на востоке, над безлюдными кремнистыми
холмами, поросшими колючим кустарником, небо окрасилось в золотисто-розовый
цвет, а на западе в прозрачном воздухе пустыни отчетливо вырисовывались
незыблемые громады Сьерры. Остывающий двигатель автомобиля издавал громкие
щелкающие звуки, а в вышине невидимый реактивный лайнер перечеркнул небесную
синь белой полосой. Ромстед вздохнул и, покачав головой, пошел к воротам. В
такое утро не хочется даже думать о смерти.
Железные решетчатые ворота отворились легко. Пока Ромстед медленно шел по
аллее между рядами могил, ему внезапно пришло в голову, что он не сможет
опознать могилу, даже если найдет ее. Ведь на ней еще нет надгробия. Откуда
ему взяться, если он, Ромстед, - единственный, кто мог бы заказать его, -
восемь часов назад еще не знал о случившемся?
Но, к его удивлению, надгробие было. По левую руку от него высился сырой
холм свежей могилы - единственный, насколько можно было видеть вокруг.
Приблизившись, Ромстед разглядел простую надпись, высеченную на гранитной
плите в изголовье могилы:
"ГУННАР РОМСТЕД
1906-1972"
Он обошел вокруг и остановился, глядя на последнее пристанище того, кто,
возможно, был самым невероятным родителем в мире, испытывая при этом
какое-то странное смятение чувств. У него не было ощущения безвременной
утраты или глубокой скорби по человеку, которого видел-то всего несколько
раз в жизни. Он подумал о том, как странно порой судьба играет человеческими
жизнями. Безудержная энергия Ромстеда-старшего обрела наконец покой на
провинциальном кладбище, вдали от моря, тогда как ему в качестве последних
почестей нужно было устроить, по меньшей мере, погребальный пир викингов.
Однажды Майо спросила об их отношениях с отцом. Вопрос удивил Ромстеда -
много лет он даже не задумывался над этим и ответил, что, кроме взаимного
уважения, по его мнению, между ними вряд ли существовало что-либо другое.
Едва выйдя из детского возраста, оба росли в исключительно мужском
окружении, где умение принимать решения и отвечать за свои поступки являлось
необходимой основой выживания - один в море, а другой - на плацах нескольких
военных училищ и в спортивных раздевалках колледжа. Никому из них даже в
голову не приходило, что молодому человеку нужно что-то еще. Со своей
женской точки зрения Майо, конечно же не могла этого понять, как такое
возможно, и Ромстед безуспешно пытался ей это объяснить.
Несколько минут он стоял неподвижно, ощущая какую-то пустоту в груди, но,
похоже, так и не нашел что сказать или сделать. Наконец он приподнял руку -
что могло сойти за прощальный жест - и, развернувшись, направился к машине.