деликатесы и в их доме водятся.
     ...Барышни Миржиевские никогда ни с кем  на  улице  не  здоровались.  А
Василинке мама сколько раз напоминала:
     - Смотри же, не забудь при встрече с людьми поздороваться!
     Василинка всегда говорила "добрый день". А  вот  барышень  Миржиевских,
наверное, их мама не научила быть вежливыми. Еще издалека  Василинка  видела
две высокие сухощавые фигуры. Барышни молча проходили мимо, даже не взглянув
на нее. Барышни Миржиевские чем-то нравятся Василинке. Может, тем, что ходят
так степенно, будто плывут, как лебеди, живущие в  монастырском  пруду.  Шеи
барышень тоже напоминают лебединые, такие же длинные и изогнутые. Блузки  на
обеих ослепительно белые, с высокими воротниками-стойками на косточках. Юбки
длинные, будто метлой по улице метут, а внизу тесемочкой,  словно  щеточкой,
подшитые. По талии барышни подпоясаны широкими  кожаными  поясами.  А  какие
пряжки блестящие на поясах! Так и сверкают, так и переливаются  в  солнечный
день. Мама говорила, что это их служанка, Домна, так начищает мелом  пряжки.
У Василинкиной мамы таких поясов не было.  Она  только  по  субботам  медный
самовар толченым кирпичом терла, а потом мелом драила, пока тот не заблестит
так, что в него можно будет глядеться, словно в зеркало.
     Василинке тоже  хочется  быть  похожей  на  барышень  Миржиевских.  Она
начинает перенимать их манеру ходить,  высоко  задирает  голову,  выпрямляет
худые острые плечики. Мама улыбается и говорит:
     - Что ты ходишь, словно аршин проглотила?
     Но Василинка не обижается на  маму.  Разве  знает  она,  что  Василинке
страсть как хочется быть такой,  как  старшие.  И  может,  также  учиться  в
гимназии, как учится Надюшка Ковалева.
     Правда, Надюшке не повезло. Да, у Ковалевых нынче  беда  за  бедой.  Об
этом говорят все женщины с  Зеленой  улицы,  когда  собираются  возле  своих
домов, да, пожалуй, и со всей Царской Ветки - так назывался большой поселок,
где  жили  рабочие  депо,  кондукторских  резервов,  дровяного  и  угольного
складов, сторожа, посыльные и  другие,  кто  так  или  иначе  был  связан  с
железнодорожным узлом.
     Ковалеву Надюшку, дочь паровозного  кочегара,  исключили  из  гимназии,
потому что нечем было платить: отец тяжело болел.
     - Не повезло Надюшке, - жалели женщины.
     Навстречу паровозу, на котором стоял отец Надюшки, с большой  скоростью
двигался товарный состав. Доски на открытой платформе разъехались, и одна из
них ударила отца Надюшки в грудь, да так сильно, что едва его отходили.  Уже
который месяц лежит он в постели и кашляет как в бочку.  Соседки  советовали
Надюшкиной матери судиться с дорогой: пусть заплатят за лечение.
     Только та не согласилась.
     - Боюсь, мои дорогие, чтобы совсем мужа с дороги не прогнали. С сильным
не борись, а с богатым не судись...
     На Царской Ветке все помнили, как ходили  люди  к  начальству  защищать
обиженного человека. Ничего не вышло.
     Василинка вроде и не прислушивалась, о чем  говорили  женщины,  но  все
всегда слышала и запоминала. Вот и тот разговор про Надюшку запал в  память.
Она знала, что женщины собирали деньги для семьи больного  кочегара.  Видела
даже, как мать вместе с отцом подымали шкаф, стоявший на ящике, и  доставали
оттуда сверточек: "на черный день", - говорила мать.
     - Пусть он, Змитрочка, никогда к нам не придет, а человеку надо помочь.