как отец подходит к Василинке, берет ее за руку  и  выводит  из  угла.  Отец
опускается на табуретку, садит себе на одно  колено  Василинку,  достает  из
кармашка жилетки большие серебряные часы "Павел Буре", нажимает на  головку.
Выстрелив, отскакивает верхняя крышка, а за  ней  потоньше  -  другая.  Отец
показывает  Василинке,  как  перевести  стрелку  на  ту  или  иную  циферку.
Василинка увлекается  и,  уютно  примостившись  на  папином  колене,  вскоре
забывает о неприятном происшествии.
     А назавтра с Василинкой вновь приключилась беда. И  все  из-за  гостей.
Сонька так саданула кулаком  в  бок,  что  искры  из  глаз  посыпались.  Ну,
разумеется, Василинка не дала себя в обиду,  хотя  мама  строго  наказывала,
чтобы она была с гостями вежливой и  обходительной.  Но  от  боли  Василинка
забыла обо всем и, размахнувшись, влепила Соньке пощечину.
     Сурово глянув, мать сказала:
     - Вот что, доченька, все мы пойдем фотографироваться на  память,  а  ты
останешься и будешь сидеть дома одна...
     Василинка еще никогда одна не оставалась. И то ли оттого, что ей  стало
очень  страшно,  а  может,  оттого,  что  она  не  будет  фотографироваться,
непрошеные слезы так и брызнули из глаз. Должно  быть,  эти  слезы  смягчили
мамино сердце. Когда все оделись, она сказала:
     - Ладно уж, собирайся и ты с нами...
     Шли долго-долго. И занесло того фотографа аж за самую  Двину!  Особенно
немели ноги у Василинки, когда мимо них, цокая копытами,  пролетала,  словно
вихрь, пролетка. Но кто тебя в  нее  посадит?  Только  богатые  катаются  на
фаэтоне...
     Младшего брата Митьку отец почти всю дорогу нес на руках,  а  Василинка
крепко держалась за руку Тони, старшей сестры, и  все  больше  отставала  от
Соньки. Она и там, у фотографа, не стала с ней рядом, но  Сонька  все  равно
протиснулась поближе к Василинке, да еще нарочно наступила ей на ногу.
     Мама и тетя оделись понаряднее. Особенно привлекательно выглядела  мама
с высоко взбитыми волосами.  Такую  прическу  она  делала  лишь  по  большим
праздникам. Отец одел праздничную тройку с  серебряной  цепочкой  от  "Павла
Буре" на жилетке. Тоня с распущенными волосами, с большим  белым  бантом  на
голове. А Василинка стояла вконец расстроенная из-за этой Соньки. Да и на ее
стриженой голове не завяжешь никакого банта.
     Все были настороженные, не такие,  как  всегда,  словно  ждали  чего-то
необычного. Один Митька, в темном пиджачке с белым вязаным воротничком  и  в
новенькой, специально купленной  по  такому  случаю  фуражечке  с  блестящим
козырьком, не обращал никакого внимания на все это торжество и вертелся  как
белка.
     Наконец фотограф рассадил всех должным образом и сказал:
     - Смотри внимательно, Митя, вот отсюда, -  он  дотронулся  до  круглого
объектива, - сейчас птичка вылетит.
     О, это было уже интересно не только Мите!
     И тут сам фотограф скрылся под черным покрывалом. Все, затаив  дыхание,
ждали, когда же наконец вылетит птичка, а фотограф-волшебник высунул  из-под
своего укрытия руку и закрыл то место, откуда так  и  не  успела  выпорхнуть
птичка.
     Назавтра гости поехали домой, в свой Тифлис. Когда  садились  в  вагон,
Сонька-задира что-то положила Василинке в руку. "Прощай, Василинка! - весело
крикнула она, сверкнув черными глазами и белыми, как чеснок,  зубами.  -  До