условия работы, в смысле библиотечных и архивных  справок,  я  имел  все  же
возможность проверить все наиболее существенные  обстоятельства  и  даты,  в
которых нуждался.
   Начиная с 1897 г. я вел борьбу преимущественно с  пером  в  руках.  Таким
образом, события моей жизни оставили  почти  непрерывный  печатный  след  на
протяжении 32 лет. Фракционная борьба в партии,  начиная  с  1903  г.,  была
обильна личными эпизодами. Мои противники, как и я, не  щадили  ударов.  Все
они оставили печатные рубцы.  Со  времени  октябрьского  переворота  история
революционного  движения  заняла  большое  место  в  исследованиях   молодых
советских ученых и целых учреждений. Разыскивается  в  архивах  революции  и
царского департамента полиции все, что представляет интерес,  и  издается  с
обстоятельными фактическими комментариями. В первые годы, когда еще не  было
нужды что-либо скрывать или маскировать, эта работа производилась  с  полной
добросовестностью. "Сочинения" Ленина и часть моих выпущены  государственным
издательством с примечаниями, занимающими десятки страниц в  каждом  томе  и
заключающими незаменимый фактический материал как  о  деятельности  авторов,
так и о событиях соответственного периода.
   Все это, естественно, облегчало мою работу, помогая установить правильную
хронологическую канву и избежать фактических ошибок, по крайней мере грубых.

   Я не могу отрицать того, что  моя  жизнь  протекала  не  сов-сем  обычным
порядком. Причины этого надо, однако, искать больше в  условиях  эпохи,  чем
лично во мне. Разумеется, нужны были также и известные личные  черты,  чтобы
выполнять ту, хорошую или дурную, работу, которую я выполнял. Но при  других
исторических условиях эти личные особенности могли  бы  мирно  дремать,  как
дремлет бесчисленное количество  человеческих  склонностей  и  страстей,  на
которые общественная обстановка не предъявляет спроса. Зато могли бы,  может
быть, проявиться другие качества, которые оттеснены или подавлены ныне.  Над
субъективным возвышается объективное, и оно в последнем счете решает.
   Моя  сознательная  и  активная  деятельность,   начавшаяся   примерно   с
17-18-летнего возраста, протекала в постоянной борьбе за определенные  идеи.
В  моей  личной  жизни  не  было  никаких  событий,  которые  сами  по  себе
заслуживали бы общественного внимания. Все сколько-нибудь из ряда  выходящие
факты моего прошлого связаны с революционной борьбой и от нее получают  свое
значение. Только это обстоятельство и может оправдать появление в свет  моей
автобиографии.
   Но из этого же источника вытекают и затруднения для автора. Факты  личной
жизни оказались настолько тесно вплетены в ткань исторических  событий,  что
трудно отделить одно от другого. Между тем эта книга все же не  исторический
труд. События взяты не по их объективной  значимости,  а  в  зависимости  от
того, как они были  связаны  с  фактами  личной  жизни.  Немудрено,  если  в
характеристике отдельных событий и целых этапов нет той  пропорциональности,
которой  должно  было  бы  требовать,  если  бы  книга  представляла   собою
исторический труд. Водораздел  между  автобиографией  и  историей  революции
приходилось   нащупывать   эмпирически.   Не   растворяя   жизнеописания   в
историческом исследовании, необходимо, однако, было дать  читателю  опору  в
фактах общественного развития. Я исходил при  этом  из  того,  что  основные
контуры больших событий известны читателю и что его память нуждается  только
в кратких напоминаниях об исторических фактах и об их последовательности.