Объективность - не в притворном безразличии, с каким хорошо  отстоявшееся
лицемерие говорит о друзьях и  врагах,  внушая  читателю  косвенно  то,  что
неудобно сказать ему прямо. Такого рода  объективность  есть  лишь  светская
ловушка, не более того. Мне она не нужна. Раз уж я подчинился  необходимости
говорить о себе - никому еще не удавалось написать автобиографию, не  говоря
о себе, - то у меня  не  может  быть  оснований  скрывать  свои  симпатии  и
антипатии, свою любовь и свою ненависть.
   Эта книга  полемична.  Она  отражает  динамику  той  общественной  жизни,
которая  вся  построена  на  противоречиях.  Дерзости   школьника   учителю;
прикрытые любезностью  салонные  шпильки  зависти;  непрерывная  конкуренция
торговли;  остервенелое  соревнование  на  всех  поприщах  техники,   науки,
искусства, спорта;  парламентские  стычки,  в  которых  пульсирует  глубокая
противоположность интересов; повсе-дневная неистовая борьба  печати;  стачки
рабочих; расстрелы демонстрантов;  пироксилиновые  чемоданы,  посылаемые  по
воздуху цивилизованными соседями друг  другу;  пламенные  языки  гражданской
войны, почти не  потухающие  на  нашей  планете,  -  все  это  разные  формы
социальной  "полемики",  от  обыденной,  повседневной,   нормальной,   почти
незаметной, несмотря на свою напряженность, - до  чрезвычайной,  взрывчатой,
вулканической полемики войн и революций. Такова наша эпоха. С ней вместе  мы
выросли. Ею мы дышим и живем. Как же мы можем не быть полемичны, если  хотим
быть верны нашему отечеству во времени?

   Но есть другой, более элементарный  критерий,  который  касается  простой
добросовестности в изложении фактов. Как  самая  непримиримая  революционная
борьба должна считаться с обстоятельствами места и времени, так  и  наиболее
полемическое произведение должно соблюдать те пропорции, которые  существуют
между вещами и людьми. Хочу надеяться, что это требование мною соблюдено  не
только в целом, но и в частях.
   В некоторых, немногочисленных, правда, случаях я излагаю беседы  в  форме
диалога. Никто не станет требовать до-словного воспроизведения  бесед  много
лет спустя. Я  на  это  и  не  претендую.  Некоторые  диалоги  имеют  скорее
символический характер. Но у всякого человека в жизни  были  моменты,  когда
тот или другой разговор особенно ярко врезывался в его память. Такие  беседы
обыкновенно пересказываешь не раз  своим  близким  и  политическим  друзьям.
Благодаря этому они закрепляются в памяти. Я имею в виду, разумеется, прежде
всего беседы политического характера.
   Хочу отметить здесь, что я привык доверять своей памяти. Показания ее  не
раз подвергались объективной проверке и  с  успехом  выдерживали  ее.  Здесь
необходима, впрочем, оговорка. Если моя топографическая память, не говоря уж
о музыкальной, очень слаба, а зрительная, как  и  лингвистическая,  довольно
посредственна, то идейная память значительно выше среднего уровня. Между тем
в этой книге идеи, их развитие и борьба людей из-за этих  идей  занимают,  в
сущности, главное место.
   Правда, память не автоматический счетчик. Она меньше  всего  бескорыстна.
Нередко она выталкивает из себя или отодвигает в темный угол такие  эпизоды,
какие невыгодны контролирующему ее  жизненному  инстинкту,  чаще  всего  под
углом зрения самолюбия. Но это уж дело "психоаналитической" критики, которая
иногда бывает остроумна и поучительна, но еще чаще - капризна и произвольна.
   Незачем говорить,  что  я  настойчиво  контролировал  свою  память  через
посредство документальных свидетельств. Как  ни  затруднены  были  для  меня