отношение между собой, но не покорение миллионов. И потому, чтобы объяснить,
каким образом из этого их отношения вытекло покорение миллионов, то есть из
составных, равных одному А, вытекла равнодействующая, равная тысяче А,
историк необходимо должен допустить опять ту же силу власти, которую он
отрицает, признавая ее результатом сил, то есть он должен допустить
необъясненную силу, действующую по составной. Это самое и делают общие
историки. И вследствие того не только противоречат частным историкам, но и
сами себе.
Деревенские жители, которые, смотря по тому, хочется ли им дождя или
в„дра, не имея ясного понятия о причинах дождя, говорят: ветер разогнал тучи
и ветер нагнал тучи. Так точно общие историки: иногда, когда им этого
хочется, когда это подходит к их теории, говорят, что власть есть результат
событий; а иногда, когда нужно доказать другое, - они говорят, что власть
производит события.
Третьи историки, называющиеся историками культуры, следуя по пути,
проложенному общими историками, признающими иногда писателей и дам силами,
производящими события, еще совершенно иначе понимают эту силу. Они видят ее
в так называемой культуре, в умственной деятельности.
Историки культуры совершенно последовательны по отношению к своим
родоначальникам, - общим историкам, ибо если исторические события можно
объяснить тем, что некоторые люди так-то и так-то относились друг к другу,
то почему не объяснять их тем, что такие-то люди писали такие-то книжки? Эти
историки из всего огромного числа признаков, сопровождающих всякое живое
явление, выбирают признак умственной деятельности и говорят, что этот
признак есть причина. Но, несмотря на все их старания показать, что причина
события лежала в умственной деятельности, только с большой уступчивостью
можно согласиться с тем, что между умственной деятельностью и движением
народов есть что-то общее, но уже ни в каком случае нельзя допустить, чтобы
умственная деятельность руководила деятельностью людей, ибо такие явления,
как жесточайшие убийства французской революции, вытекающие из проповедей о
равенстве человека, и злейшие войны и казни, вытекающие из проповеди о
любви, не подтверждают этого предположения.
Но, допустив даже, что справедливы все хитросплетенные рассуждения,
которыми наполнены эти истории; допустив, что народы управляются какой-то
неопределимой силой, называемой идеей, - существенный вопрос истории
все-таки или остается без ответа, или к прежней власти монархов и к
вводимому общими историками влиянию советчиков и других лиц присоединяется
еще новая сила идеи, связь которой с массами требует объяснения. Возможно
понять, что Наполеон имел власть, и потому совершилось событие; с некоторой
уступчивостью можно еще понять, что Наполеон, вместе с другими влияниями,
был причиной события; но каким образом книга Contrat Social 13 сделала то,
что французы стали топить друг друга, - не может быть понято без объяснения
причинной связи этой новой силы с событием.
Несомненно, существует связь между всем одновременно живущим, и потому
есть возможность найти некоторую связь между умственной деятельностью людей
и их историческим движением, точно так же, как эту связь можно найти между
движением человечества и торговлей, ремеслами, садоводством и чем хотите. Но
почему умственная деятельность людей представляется историками культуры
причиной или выражением всего исторического движения - это понять трудно. К
такому заключению историков могли привести только следующие соображения: 1)