узнать, верующий он или нет.  Если  и есть различие между явно исповедующими
православие  и отрицающими  его, то  не в пользу первых.  Как теперь, так  и
тогда явное признание и исповедание православия большею частью встречалось в
людях тупых, жестоких  и безнравственных и считающих себя очень важными.  Ум
же,   честность,  прямота,  добродушие  и   нравственность   большею  частью
встречались в людях, признающих себя неверующими.
     В школах учат катехизису и посылают учеников  в  церковь; от чиновников
требуют  свидетельств в  бытии у причастия. Но человек нашего круга, который
не учится больше и  не  находится  на  государственной службе, и теперь, а в
старину ещЈ больше, мог прожить  десятки лет, не вспомнив ни разу о том, что
он   живЈт  среди  христиан  и   сам   считается  исповедующим  христианскую
православную веру.
     Так что  как теперь,  так и прежде вероучение, принятое  по  доверию  и
поддерживаемое  внешним  давлением,  понемногу  тает  под  влиянием знаний и
опытов жизни, противоположных вероучению, и человек очень часто долго живЈт,
воображая,  что в нЈм  цело  то  вероучение,  которое сообщено  было  ему  с
детства, тогда как его давно уже нет и следа.
     Мне рассказывал С., умный и правдивый человек, как  он перестал верить.
Лет двадцати  шести уже, он раз  на ночлеге  во время  охоты, по  старой,  с
детства принятой  привычке, стал вечером  на молитву. Старший брат, бывший с
ним  на охоте,  лежал  на сене  и смотрел на  него. Когда С. кончил  и  стал
ложиться, брат его сказал ему: "А ты ещЈ всЈ  делаешь это?"  И больше ничего
они не сказали  друг другу. И С. перестал с этого дня становиться на молитву
и ходить в церковь. И вот тридцать лет не молится, не причащается и не ходит
в церковь. И не потому, чтобы он знал убеждения своего брата и присоединился
бы к ним, не потому, чтоб он решил что-нибудь в своей душе, а только потому,
что слово  это,  сказанное братом,  било как толчок пальцем в стену, которая
готова была  упасть от собственной  тяжести; слово это было указанием на то,
что там, где он  думал, что есть вера, давно уже пустое место,  и что потому
слова, которые он  говорит, и кресты, и поклоны, которые  он кладЈт во время
стояния   на  молитве,  суть  вполне  бессмысленные   действия.   Сознав  их
бессмысленность, он не мог продолжать их.
     Так было и бывает, я думаю, с  огромным большинством  людей. Я говорю о
людях нашего образования, говорю  о  людях, правдивых с самими собою, а не о
тех, которые  самый предмет веры делают средством для достижения каких бы то
ни было временных целей. (Эти люди -- самые  коренные неверующие, потому что
если вера для них -- средство  для достижения  каких-нибудь житейских целей,
то  это уж наверно не вера.) Эти люди  нашего  образования  находятся  в том
положении, что свет знания  и жизни растопил искусственное здание, и они или
уже заметили это и освободили место, или ещЈ не заметили этого.
     СообщЈнное  мне с детства вероучение  исчезло во  мне  так  же, как и в
других, с той только разницей,  что так как я очень рано стал много читать и
думать, то моЈ  отречение от вероучения очень рано стало  сознательным. Я  с
шестнадцати  лет перестал становиться на молитву и перестал по  собственному
побуждению ходить в церковь  и говеть. Я перестал верить  в то, что мне было
сообщено с детства, но я верил во что-то. Во что  я верил, я никак бы не мог
сказать. Верил я и в Бога  или, скорее, я не отрицал Бога, но какого Бога, я
бы не мог сказать; не отрицал  я  и Христа и  его учение, но  в чЈм было его
учение, я тоже не мог бы сказать.
     Теперь, вспоминая то время, я вижу ясно, что вера моя -- то, что, кроме