Январь  1947  года  выдался  морозным, снежным. Ехали  с  сестрой,  она
перебиралась  к  подруге  в Таллинн,  спасаясь  от  голодухи.  В  Ленинграде
провожал сестру  на  Балтийском вокзале  и начинал свою  основную жизнь  - в
мореходке. О ней и будет главный рассказ впереди.

     Но сначала все  же об эпохе. О  той, которую уже десять лет проклинают,
клеймят, обливают грязью. А заодно - и всех, кто в ней жил.
     Сталин, репрессии,  КГБ... Да. Но мы как-то об  этом не думали. Вернее,
это было где-то "за  кадром". Я ведь тоже потерял  на этом отца...  Но  была
цель: восстановить  страну.  И твердая уверенность: все будет  хорошо,  надо
лишь восстановить. А для этого - работать.
     И мы в мореходке,  в первую  зиму сорок  пятого -  сорок шестого  года,
работали: надо было  восстанавливать свой дом, были у нас  четыре роты, одна
работала, три учились... И с одежкой сложности возникли: выдали нам в первую
зиму черные морские шинели и - серые солдатские шапки.
     Ленинград  поднимался на удивление быстро.  О блокаде как-то тогда мало
вспоминали.  Те,  кто ее  пережил, не  любили  вспоминать,  а  мы не слишком
расспрашивали.  Правда, когда  чистили  подвал  в  корпусе на  Косой  линии,
обнаружили трупы умерших  от голода.  И  помню, что с уважением относились к
властям  -  к  председателю горсовета Попкову  и  к  А.А.Кузнецову,  первому
секретарю  горкома.  Но  когда  их  "разоблачили"  в  1949  году, это прошло
незаметно, особых разговоров не возникло.
     Боялись  мы? Нет,  чувства,  ощущения  страха не  помню.  Возможно,  по
молодой глупости. Нашли летом сорок восьмого года в тумбочке дневник парня с
судомеханического   факультета,   Толика  Хаберева,  где   он  непочтительно
отзывался  про И.В.Сталина, вернули Толе, обругав его.  Впрочем,  он  все же
получил срок, уже будучи  на пятом  курсе.  Больше  не  припомню  среди  нас
пострадавших от "культа"...
     Но хватит про эпоху - про наше житье-бытье расскажу.
     КАК МЫ ЖИЛИ

     Наша  "альма-матер"  довольно  скоро вышла на  одно из первых  мест  по
популярности  среди  юной  и  прекрасной  половины Ленинграда.  Вероятно,  и
потому, что  наши  ребята  уже со второго курса  плавали  за  рубеж и  могли
привезти ценные подарки.
     Да, кстати о ценностях. В  сорок пятом - сорок седьмом годах, до отмены
карточной системы,  важнее  всего  были  продукты:  мука,  тушенка, спирт  и
вишневка (из Польши возили отличный спирт и чудесную вишневую настойку). Еще
-  наручные  часы "Омега". Позже на первый план передвинулись шмутки, да это
особая статья, неохота ее касаться.
     Обнаружились  у  нас  и  конкуренты:  Арктическая  высшая мореходка  на
Заневском проспекте,  она проходила по  ведомству великого хозяйственника И.
Д. Папанина,  там  носили  двубортные шинели  и офицерские  фуражки,  а мы -
однобортные   матросские  и  бескозырки.  Но  особенно   враждовали  наши  с
"фрунзаками". Теперь думаю, что это как у собак, которые  не  могут поделить
территорию.  Мы не могли  поделить  Васильевский остров, а в  500 метрах  от
нашего общежития находился Кировский дворец культуры со знаменитым Мраморным
танцзалом, и уж здесь мы считали себя хозяевами. Дело доходило до  мордобоев
и крови. Через много лет я познакомился и подружился с некоторыми тогдашними
курсантами из училища имени Фрунзе, вместе удивлялись: чего делили?