ЭПОХА

     Годы 1945-46. Сегодня  уже позади  1994-й. Нет почти  ничего впереди. А
тогда - многое нас ожидало, вся жизнь.
     Тогда у меня  позади было детство - привольное, деревенское,  с  босыми
ногами, с футболом, походами  в  лес,  с  коньками  и лыжами зимой, с дивным
парком бывшего имения князя Вяземского напротив нашей школы, через пруд.
     Сестра была  старше меня на четыре  года.  Ее  одноклассники, красивые,
большие, сильные ребята, запомнились... не то  слово  -  стоят в памяти, как
живые. И  удивительно, чем дальше ухожу от них по времени, тем они осязаемей
и четче возникают, стоит лишь закрыть глаза...
     Из  них в живых  к сорок пятому году остались двое или трое. Восемь лет
назад, когда последний раз выходил  на связь с последним, он рассказал,  как
приезжает 9 мая каждого года в поселок своей родной фабрики имени
     1-го мая, где жил и где  стоит скромный обелиск со  звездой  и доска  с
фамилиями погибших...
     А у меня к концу войны были две эвакуации, голодные  и холодные  42-й и
43-й  годы  в оренбургских степях,  переезд на  Кубань,  на  мою  формальную
родину,  горная  станица  Передовая,  утопающая  весной  в  цветущих  садах,
холодный и стремительный Уруп, впадающий у Армавира в Кубань, первая любовь.
И отъезд - в августе 1945 года.
     Почему поехал в мореходку  и в Ленинград? Моряков в моей родословной не
было  никогда.  Отец, как  я  узнал через сорок лет,  вообще  не любил воды.
Может, потому, что в детстве тонул в реке. А я просто  обожал географию, мог
часами  путешествовать  по атласу,  читать  дивные названия: Финистерре, мыс
Гаттераса,  остров  Мадейра...  Тянуло  постоянно к путешествиям, к перемене
обстановки.
     Награжден  я  был  золотой  медалью,  которую  только  что  ввели, снял
несколько копий с аттестата  зрелости и  послал  в  пять  или шесть вузов  -
связанных,  как казалось, с  поездками  и  странствиями: геологоразведочный,
гидрометеорологический,  железнодорожный,  авиационный.  И   в  образованную
недавно мореходку в  Ленинграде. До  Одессы было ближе, но хотелось на Неву,
да и знакомые там жили. Первым пришел вызов из Ленинграда.
     Мать  осталась  в станице,  провожали меня  в  Армавире сестра и первая
любимая, она пришла в голубом платье и  туфлях на высоких каблуках, и оттого
казалась взрослой и уверенной... да такой для меня  и была всегда. Больше мы
с ней не увиделись.
     До  Питера  добирался  на  "перекладных": Армавир, Ростов,  Москва.  От
Ростова ехали в больших товарных вагонах, в  Москве  я торопился и  не попал
даже к тете, сестре отца.
     Хорошее  было  время.  Навстречу  -  эшелоны  с  демобилизованными,   с
гармошками и  аккордеонами,  с  песнями. На  мне -  костюм  новый, продал  в
Армавире на  базаре мешок  картошки и  купил костюм. И ботинки целые. А весь
десятый  класс  я проходил в старых валенках без  галош и летом - босиком...
вот жили мы! А тут мать наскребла денег на дорогу, поесть было что и на что.
     И жизнь  мне  мама  спасла  тогда, в Москве.  Не  сразу достал билет на
ленинградский поезд,  предстояло ночевать на вокзале. Ко мне подсел мужчина,
разговорился и  предложил  поехать  к нему  -  кажется, в  Текстильщики  или
Царицыно.  Он  был ласков и внимателен, тот человек:  "Зачем  тебе мучиться?
Завтра  утром  вернешься.  А ночь  нормально проведешь,  накормлю,  голодный