молодых ребят, идущих на флот, когда обещаем им голубые просторы, парящих
чаек и наполненную впечатлениями жизнь.Подводя итоги, резюмировал, что
задача морской литературы - готовить людей к службе, к одиночеству, к
ненормальной, в сущности, жизни.
Короче, пафос моего выступления был направлен против всякой лирики,
мешающей в конечном счете выполнению производственных задач.
А после меня вышел на трибуну Юрий Дмитриевич Клименченко, "Дед", как
его любовно звали друзья. Он со мной не спорил, а мягко так, деликатно, без
нажима и намека на категоричность, высказал убеждение, что жить и работать
на флоте невозможно, если не любить его юношеской нерасчетливой, беззаветной
любовью.
Юрию Дмитриевичу было тогда за шестьдесят, и через два года он умер. А
я через два-три года вдруг пришел к тому же - к тем мыслям, что высказал на
нашем совещании Дед. Ему-то судьба уготовила столько испытаний, обид и
горестей, что имел он основание возненавидеть флот, однако...
"Любит - не любит", "плюнет - поцелует", "к сердцу прижмет - к черту
пошлет"... Капитана и писателя Клименченко судьба к черту гораздо чаще
посылала, чем к сердцу прижимала. А он плавал по морям и рассказывал просто,
как умел, об этом.
Однако не все здесь так уж просто и ясно, лирикой не отделаешься.
Многие великие мореходы отчетливо понимали все негативные стороны своего
бытия. Вот, например, как писал адмирал Ф. П. Литке: "Есть мореходцы,
которые по необыкновенному вкусу или по желанию отличиться чем-нибудь
необыкновенным ставят морскую жизнь несравненно выше береговой во всех
отношениях, которые, оставив корабль свой, страдают береговой болезнью. Я
довольно ходил по морю, чтобы иметь право, вопреки этим моим собратьям,
сказать, что всегдашняя монотонность корабельной жизни ужасна, наконец,
надоедает".
Понимали мореходцы, что их ждет, и уходили от дома, от родных и родины
во "всегдашнюю монотонность корабельной жизни". Что их гнало-то туда?
Одно из объяснений, самых достойных и неожиданных, дал Виктор Конецкий:
"Извечный стыд перед теми, кто уплывает или плывет, опять толкнул меня в
рейс".
И все же статут Самого Главного, за все ответственного, делает
положение капитана на судне исключительным. Ему ведь приходится иметь дело с
людьми, с тридцатью-сорока доверенными ему моряками. Хочешь не хочешь, к ним
надо как-то относиться, реагировать на их поступки, решать порой их судьбы.
И мой знакомый "брат-капитан" Владислав Есин, в старпомах выразивший
отвращение к необходимости воспитывать подчиненных, не смог, конечно, уйти
от этого...
В старинном английском морском уставе значился такой постулат:
"Капитан, потерявший уверенность в себе, теряет власть". Традиции и опыт
многовекового мореплавания создали обобщенно-типический образ командира
морского корабля, железной рукой подавляющего малейшие проблески
неповиновения. Служить под началом таких невесело. Мне нередко встречались
капитаны - великолепные специалисты, которые бывали и грубыми, и
самонадеянными, и нечуткими, и того похуже. Но люди с ними как-то мирились,
терпели, словно поддавшись гипнозу мифа о необходимости жесткости на флоте.
Между прочим, и Владислав Есин в своей капитанской молодости имел немалые