неуклонно передвигался в политическом смысле слева  направо.  Буржуазная
реакция еще далеко не была так сильна и так смела в конце лета 1794  г.,
тотчас после ликвидация якобинской диктатуры, как поздней осенью того же
1794 г., а осенью 1794  г.  правое  крыло  Конвента  не  говорило  и  не
действовало и вполовину так свободно и бесцеремонно, как весной 1795  г.
В то же время все разительнее делался бытовой контраст  в  эту  страшную
голодную зиму и весну между люто голодавшими рабочими предместьями,  где
матери кончали с собой, предварительно утопив или зарезав всех своих де-
тей, и развеселой жизнью буржуазии, попойками и кутежами,  обычными  для
"центральных секций", для тучи финансистов, спекулянтов, биржевых  игро-
ков, больших и малых казнокрадов, высоко и победно поднявших свои головы
после гибели Робеспьера.
   Два восстания, исходившие из рабочих предместий и прямо  направленные
против термидорианского Конвента, грозные вооруженные демонстрации,  пе-
решедшие дважды -12 жерминаля (1 апреля) и 1 прериаля (20 мая) 1795  г.в
прямое нападение на Конвент,  не  увенчались  успехом.  Страшные  прери-
альские казни, последовавшие за насильственным  разоружением  Сент-Анту-
анского предместья, надолго прекратили возможность массовых  выступлений
для плебейских масс Парижа.
   И, конечно, разгул белого террора неизбежно воскресил потерянные было
надежды "старой", монархической части буржуазии и  дворянства:  роялисты
предположили, что их время пришло. Но расчет  был  ошибочный.  Сломившая
парижскую плебейскую массу буржуазия вовсе не затем  разоружала  рабочие
предместья, чтобы облегчить триумфальный въезд претендента на  французс-
кий престол, графа Прованского, брата казненного Людовика  XVI.  Не  то,
чтобы собственнический класс Франции дорожил хоть сколько-нибудь респуб-
ликанской формой правления, но он очень дорожил тем, что ему дала буржу-
азная революция. Роялисты не хотели и не могли понять того, что соверши-
лось в 1789-1795 гг., что феодализм рухнул и уже  никогда  не  вернется,
что начинается эра капитализма и что буржуазная революция положила  неп-
роходимую пропасть между старым и новым периодами истории Франции и  что
их реставрационные идеи чужды большинству городской и  сельской  буржуа-
зии.
   В Лондоне, Кобленце, Митаве, Гамбурге, Риме - во всех местах  скопле-
ния влиятельных эмигрантов - не переставали раздаваться голоса о необхо-
димости беспощадно карать всех, принимавших участие в революции. Со зло-
радством повторялось после прериальского восстания  и  диких  проявлений
белого террора, что, к счастью, "парижские разбойники" начали друг друга
резать и что роялистам нужно нагрянуть, чтобы без потери времени переве-
шать и тех и других - и термидорианцев и оставшихся монтаньяров. Нелепая
затея повернуть назад историю делала бесплодными все их  мечты,  осуждая
на провал все их предприятия. Людей, покончивших 9 термидора с  якобинс-
кой диктатурой, а 1-4 прериаля - с грозным восстанием парижских санкюло-
тов,- всех этих Тальенов, Фреронов, Бурдонов, Буасси д'Англа, Баррасов,-
можно было совершенно справедливо обвинить и в воровстве, и  в  животном
эгоизме, и в зверской жестокости, и в способности на любую гнусность, но
в трусости пред роялистами их обвинять было нельзя. И когда поторопивши-
еся роялисты при деятельной поддержке Вильяма Питта организовали высадку
эмигрантского отряда на полуострове Киберон (в Бретани), то руководители
термидорианского Конвента без малейших колебаний отправили туда генерала