как-то в Публичке он читал о Чехове лекцию. "Чехов умер, - сказал лектор,  -
в тысяча девятьсот четвертом году в Германии". И  тут  пожилой  господин  из
угла зала возразил: "В тысяча девятьсот шестом!" - "Нет,  это  бесспорный  и
общеизвестный факт - Чехов умер в девятьсот четвертом году". - "В  девятьсот
шестом! Я был на похоронах!" И все! И зал обернулся в сторону очевидца.
   Так вот, не уподобляюсь ли я, рассказывая о  чеховском  Таганроге,  этому
господину "Я был на похоронах"?
   Тем более что лечил меня от бесконечных  в  детстве  ангин  и  ларингитов
доктор Шамкович, соученик Антона Чехова: тот учился уже в третьем классе,  а
мой доктор - в первом.
   Нет, похоже все же, что я был на похоронах.
   Когда  вам  всего  четырнадцать,  то  и  поручик  Лермонтов  мог  бы  вам
показаться глубоким стариком.
   Это  уже  была  школа  номер  десять  -  огромное  здание   из   красного
дореволюционного  кирпича,  бывшая   женская   таганрогская   гимназия,   на
Николаевской улице, недавно переименованной в улицу Фрунзе. Как просто  было
с  названиями  в  царское  время.   Вот   и   в   Таганроге:   Николаевская,
Александровская, Петровская, Елизаветинская! Ну откуда взялась  в  Таганроге
улица Розы Люксембург?
   А дальше по Николаевской была школа номер два, бывшая мужская гимназия. И
в ней среди прочих мужчин учился Антон Чехов, и в городском драмтеатре  было
даже  кресло  на  галерке  с  именем  этого  гимназиста,  якобы  посещавшего
спектакли и не имевшего денег  заплатить  за  более  пристойное  место.  Как
дорого стоит это "якобы"!
   А огромное здание из красного дореволюционного кирпича, когда мне теперь,
на юбилее, подарили его цветную фотографию, оказалось небольшим  двухэтажным
домом, очень даже незатейливой казенной архитектуры. Нет,  нет,  впечатления
надо консервировать, и тогда окажется, что сказка намного важнее правды.

   Александр Николаич
   Баландин,
   Учитель словесности,
   Вам и светлая память моя,
   И навеки - почет!
   Если я Вас не вспомню,
   Судьба Вам пропасть
   В неизвестности,
   Впрочем, может, и так
   Этих строчек никто не прочтет.
   Александр Николаич Баландин,
   Российское семечко,
   То ли батюшка в прошлом,
   А то ли присяжный в судах,
   Вы учили нас суффиксам,
   Вот, прости Господи, времечко! -
   Это было возможно
   И сдохло в тридцатых годах.
   Александр Николаич Баландин
   Гостил у Толстого бывалоча,
   И у Чехова в Ялте