большими преувеличениями,
Я думал всегда, получая эти письма: где мы разошлись в оценке событий и в
самой стилистике ("мирного неба") - ведь мы же стояли под одной пулей и
миной рядом? Когда я начал думать по-иному? Ах, наверное, это было еще до
того, как мы встретились на ратном поле, - слишком много поводов дала мне
жизнь для сомнений и инакомыслия!
С год назад Миша снова сообщил: нас осталось всего пятеро, и перечислил.
Давно уже нет писем от Миши Шейкина, вот и с 55-м Днем не поздравил впервые.
(Оказывается, поздравил, слава Богу, - я был в больнице.) И это число -
пятеро - имеет горькую тенденцию сокращаться. Может быть, оно уже не есть
правда. Живите подольше, пятеро, не сдавайтесь!
Пиши мне, дорогой Миша! Мы еще побываем на "Поле чудес". И какое значение
могут иметь наши несовпадающие оценки и тем более слова!
Пиши - мы еще живы.
КОРОТКОЕ ЗАМЫКАНИЕ. ЭПИЛОГ.
Бессонница! Вот уж часы заполночь пробили два раза, потом три. Взял себя
за волосы, как Мюнхгаузен, и усадил за письменный стол. Впервые в жизни пишу
ночью.
На днях сгорел офис моего знакомого, Сережи Михайлова, в Доме туриста на
Ленинском. Дотла сгорел вместе с электронной серьезной начинкой. Причина
пожара - короткое замыкание. Короткое замыкание по-российски: точно в
назначенное время. Ровно через двадцать минут после ухода последнего
сотрудника, в девять часов вечера. Поджигателя, разумеется, не найдут или, в
крайнем случае, дело развалится в суде. Нет Закона в нашем молодом
государстве, нам и всего-то тысяча лет!
Сейчас горит в Москве Останкинская телевизионная башня, символ уходящего
века в безбожной стране, слишком поздно спохватившейся о Боге.
А может, причина бессонницы - злосчастная рюмка водки в компании друзей,
да под селедочку с картошечкой. Как тут удержаться? Слышите - под селедочку,
а не под селедку! Слыхал где-то, что рюмка водки настолько полезна,
насколько вредна сигарета. Себе в оправдание вспомнил.
Не спится. Возвращаюсь к своему двадцатому веку. Вот он снова навалился
на меня всей несносной тяжестью, прогибает! Научившись ходить на исходе
первой его четверти, я так и прошагал, прополз, промелькал по просторам
остальных его трех четвертей. И вот он кончается. Он уже многажды кончался
для меня. Кончается и сегодня. Горит Останкинская башня. Грустно, тревожно,
символически.
Что-то вспомнилось, больше позабылось. Вот мы подались в длинное
путешествие по экзотической Средней Азии. Три молодых сталинградских поэта -
Федор Сухов, Валентин Леднев (оба уже члены Союза писателей) и литературный
неофит, лирический герой этой книжки. За впечатлениями, без гроша в кармане,
наудалую. Напечатаем в Баку по парочке стихотворений, выпросим гонорар сразу
- и за море, в Красноводск!
На первом пароходике, открывающем навигацию, по Каспию в нефтяных
разводах, с билетами без места. Один из нас, не я, прикорнул среди ночи на
чем-то мягком, оказавшемся поутру шваброй, которой команда драит палубу.
Хорошая подушечка! Не беда.
А зато дальше умываемся и чистим зубы уже в Азии, в Красноводске, на
вокзале, соленой морской водой из-под крана - небывальщина, Красно-безводск!
Потом поезд раскаляется в пустыне Каракум до сорока пяти по Цельсию по