трофейными, кровью заслуженными колесами. Это хватило ума разрешить нашему
безжалостному к солдату командованию - без трофеев солдат голым и нищим
возвращался бы в свои голые и нищие пенаты.
А внутри теплушки - нары, сплошь устланные немецкими коврами, иногда
размером через весь вагон, синий дым от гаванских сигар, откуда-то их было в
Германии много. И звучат фальшивя немецкие аккордеоны "Хонер" и даже дорогие
итальянские. Какой проворный народ - через два-три дня (дорога была долгая)
эти люди, никогда ранее не державшие в руках никаких музыкальных игрушек,
руками, казалось бы, навек приржавевшими к пулеметам, довольно сносно
выводили свое любимое "Над озером чаечка вьется" и вовсе уж модное "На
позиции девушка провожала бойца".
У меня, не знаю откуда, тоже оказался небольшой аккордеончик, который мне
только мешал, и я не проявил ярких музыкальных способностей, как ни
старался. Ну никак еще долго не проклевывалась моя будущая профессия.
Поэтому в Варшаве аккордеончик был продан за пару бутылок польского самогона
бимбера и несколько упаковок - по 100 - сигарет "Пани". Так сгорела и ушла
дымом единственная моя возможность приобщиться к миру музыки. Считаю эту
сделку удачным компромиссом - в мире не возникло еще одного бесталанного
музыканта.
А эшелон-призрак мчался с войны по никому еще не принадлежавшей и не
выставившей границ Европе, пугая своим видом и сумасшедшей музыкой немецкие
и польские деревушки по обе стороны своего исторического марша - война,
обратная дорога.
Сто раз славлю предприимчивость и хозяйственность русского солдата
(некоторые везли даже конскую сбрую!). Не морщитесь и не фэкайте - мы их не
звали к себе в гости. Но они пришли. А мы обид не прощаем.
СМЕРТЬ ФАРАОНА
Поселок Кураховка на Донбассе. Дымит на угле и дает свою маленькую "плюс
электрификацию" местная ГЭС, а в гостинице имеет служебную комнату моя мама,
единственный мой якорь в жизни, сама снявшаяся со всех своих якорей. Два
перекати-поля. Мама, правда, начальник планового отдела какого-то
предприятия, а сынок - только что откинувшийся забалансовый человек,
навсегда пропитанный лагерным духом, без видимого будущего в свои уже
тридцать лет.
Скоро я покину этот поселок, подамся в город Мариуполь, почему-то
вписавшийся в судьбу мою, моих родителей и прародителей. Подамся в поисках
работы, в попытке приобщиться к обществу, из которого меня уволокли в
воронке. Вольюсь незаметным ручейком в русло строителей социализма на заводе
имени Ильича. И начнется странная полоса моей жизни в общежитии, о которой я
уже упоминал на страничках этой книги памяти.
А пока истекают февральские деньки 53-го года. Бездельничая на маминых
харчах, я пытаюсь понять, что же такое воля, потому как что такое свобода,
мне и до сих пор не совсем понятно. Выбор возможностей в поселке невелик.
Пейзаж: дымящие трубы ГРЭС да по горизонту - горами - терриконы старых шахт.
Правда, есть Дворец культуры энергетиков, а в нем - большой бильярдный
стол, вокруг которого и закружилась моя никем не востребованная свобода. Я и
раньше, в детстве, был любителем катания шаров, а здесь, при ежедневной
многочасовой тренировке, превратился и вовсе в грозу местных авторитетов.
Вечерами, когда поселок собирался во Дворце на кино и другие мероприятия,
стол обступали зеваки, а я был героем зрелища и слышал то и дело похвальные