картами, а быстро расписывали висты, и пулька продолжалась не  более  одного
часа. Я потом утром изучал записи - не проиграл ли отец?
   Нет,  ни  игроцкой  лихости,  ни  удивительной  энергии  на  работе,   ни
авторитета в профессии, скорее всего, я не унаследовал от моего отца! А  как
спокойно спросил он у энкаведешников: "Ордер?!" Откуда же мы  -  такие,  как
есть? Почему, передав своим дочерям  не  вызревшую  в  нас  музыкальность  и
художественные способности, мы не добились от них хоть какого-то результата?
Ведь сами мы кое-что все же успели на этом поприще! Почему?
   И какой смысл  был  клонировать  овечку  Долли  -  ведь  по  всем  другим
признакам, кроме каракулевой шкурки и вылупленных зеленых  глаз,  это  будет
совсем другое существо?!
   Холодная весна, черемуха цветет, на улицу не  выйти,  и  всякие  глупости
туманят сегодня мое тоже еще не совсем оправившееся сознание.
   ВОЙНА. ОБРАТНАЯ ДОРОГА
   Городок Мерзебург, узловая  станция,  предоставил  нашей  армии  какой-то
безграничный плац с военными постройками под  десятки  тысяч  солдат,  сразу
отпущенных домой. Мы жили в ожидании, пока собирались попутные  эшелоны:  на
Москву, на Украину, на Дон и за Волгу.
   В кинозальчике  круглые  сутки  крутился  один-единственный  американский
фильм "Серенада Солнечной долины". Согласитесь, что и Голливуд, и Соня  Хени
в главной роли, а еще больше музыка Гленна Миллера - почти  что  нокаут  для
вчера еще окопного и вшивого русского солдата. Два мира - две войны.
   Посмотрев раза три весь фильм и выбрав для себя самый кайфовый  момент  -
чечетку "Чуча", я стал приходить только на этот номер  и  представлял  себе,
как дома научусь бить степ не хуже братьев Николас. Через много-много лет  я
видел их (их ли?) седенькими, старенькими, но живыми в городе Новый  Орлеан,
штат Луизиана, во французском квартале - они плясали для  прохожих  один-два
такта прямо на мостовой: доллар за славу. Они были нищими.
   Будущая жизнь моя представлялась мне смутно,  но  все-таки  раем.  Победа
пришла неожиданно, как все долгожданное. Я - цел, молод,  достоин  уважения,
честолюбивый юноша с тысячей  незабитых  голов  впереди.  Потом  всю  тысячу
забьет Пеле, а мои так и останутся при мне.
   Каким-то образом я и здесь угодил на гауптвахту, не помню за что. Это моя
удивительная способность попадать в  неприятности,  по  мне  всегда  скучали
гауптвахты и карцеры, виноват, не виноват ли, такова видимо, моя суть.  И  я
не успел получить свою медаль "За взятие Берлина", которую  тут  же  вручали
солдатам, причастным к штурму Берлина, а я  из  моей  пушки  с  рингавтобана
одним из первых открыл стрельбу по этому городу в апреле 45-го.
   Эшелоны собирались медленно: ехала домой  миллионная  армия  отвыкших  от
дома солдат, и у каждого - какое-то наспех  нажитое  на  чужбине  имущество:
отомщенные костюмы с подложенными ватными плечами, гостинцы для жен и детей,
аккордеоны всех марок. Да это еще  что!  Тысячи  велосипедов  и  мотоциклов,
попробуй провези их через всю Европу. Эшелоны-то состояли из теплушек: сорок
человек или восемь лошадей. Ведь ехали  миллионы  рядовых,  самая  настоящая
армия-победительница. Генералы и офицеры свои велосипеды доставляли каким-то
более хитрым способом.
   Хочу, чтобы вы представили себе и весь эшелон целиком,  с  присобаченными
любым способом к своему вагону трофеями - с  боков  и  на  крышах  теплушек,
проволоками и веревками - эшелон, идущий, как фантом, по Европе  в  каком-то
удивительном победном ритме. Немножечко пьяненький? Да, конечно. Облепленный