него стало такое  серьезное,  грустное.  Мне  вдруг  стало  жалко  его  до
чертиков. Но не мог же я торчать у него весь век, да и тянули мы в  разные
стороны. И вечно он бросал что-нибудь на кровать и  промахивался,  и  этот
его  жалкий  халат,  вся  грудь  видна,  а  тут  еще  пахнет   гриппозными
лекарствами на весь дом.
     - Знаете что, сэр, - вы из-за меня не огорчайтесь. Не стоит,  честное
слово. Все наладится. Это у меня переходный возраст, сами знаете.  У  всех
это бывает.
     - Не знаю, мой мальчик, не знаю...
     Ненавижу, когда так бормочут.
     - Бывает, - говорю, - это со всеми бывает! Правда, сэр, не стоит  вам
из-за меня огорчаться. - Я даже руку ему положил на плечо. - Не  стоит!  -
говорю.
     - Не выпьешь ли чашку горячего шоколада на дорогу? Миссис  Спенсер  с
удовольствием...
     - Я бы выпил, сэр, честное слово, но надо бежать. Надо скорее попасть
в гимнастический зал. Спасибо вам огромное, сэр. Огромное спасибо.
     И тут мы стали жать друг другу руки. Все это чушь,  конечно,  но  мне
почему-то сделалось ужасно грустно.
     - Я вам черкну, сэр. Берегитесь после гриппа, ладно?
     - Прощай, мой мальчик.
     А когда я уже закрыл дверь и вышел в столовую, он что-то  заорал  мне
вслед, но я не расслышал. Кажется, он орал "Счастливого  пути!".  А  может
быть, и  нет.  Надеюсь,  что  нет.  Никогда  я  не  стал  бы  орать  вслед
"Счастливого пути!". Гнусная привычка, если вдуматься.



                                    3

     Я ужасный лгун - такого вы никогда в жизни не видали. Страшное  дело.
Иду в магазин покупать какой-нибудь журнальчик, а если меня вдруг  спросят
куда, я могу сказать, что иду в оперу. Жуткое дело! И  то,  что  я  сказал
старику Спенсеру, будто иду в гимнастический зал забирать вещи, тоже  было
вранье. Я и не держу ничего в этом треклятом зале.
     Пока я учился в Пэнси, я жил  в  новом  общежитии,  в  корпусе  имени
Оссенбергера. Там жили только старшие и младшие. Я  был  из  младших,  мой
сосед - из старших. Корпус был назван в честь Оссенбергера, был  тут  один
такой, учился раньше в Пэнси. А когда закончил, заработал  кучу  денег  на
похоронных  бюро.  Он  их  понастроил  по  всему  штату  -  знаете,  такие
похоронные бюро, через  которые  можно  хоронить  своих  родственников  по
дешевке -  пять  долларов  с  носа.  Вы  бы  посмотрели  на  этого  самого
Оссенбергера. Ручаюсь, что он  просто  запихивает  покойников  в  мешок  и
бросает в речку. Так вот этот тип пожертвовал на Пэнси кучу  денег  и  наш
корпус назвали в его честь. На первый матч  в  году  он  приехал  в  своем
роскошном "кадиллаке", а мы должны были вскочить  на  трибунах  и  трубить
вовсю, то есть кричать ему "Ура!".  А  на  следующее  утро  в  капелле  он
отгрохал речь часов на десять. Сначала рассказал пятьдесят анекдотов вот с
такой бородищей, хотел показать, какой он молодчага. Сила.  А  потом  стал
рассказывать, как он  в  случае  каких-нибудь  затруднений  или  еще  чего