- В метро? Что за черт! Потерял, что ли?
- Мы не на ту линию сели. Все время приходилось вскакивать и смотреть
на схему метро.
Он подошел, заслонил мне свет.
- Слушай, - говорю, - я из-за тебя уже двадцатый раз читаю одну и ту
же фразу.
Всякий, кроме Экли, понял бы намек. Только не он.
- А тебя не заставят платить? - спрашивает.
- Не знаю и знать не хочу. Может, ты сядешь, Экли, детка, а то ты мне
весь загородил.
Он ненавидел, когда я называл его "Экли, детка". А сам он вечно
говорил, что я еще маленький, потому что мне было шестнадцать, а ему уже
восемнадцать. Он бесился, когда я называл его "детка".
А он стал и стоит. Такой это был человек - ни за что не отойдет от
света, если его просят. Потом, конечно, отойдет, но если его попросить, он
н_а_р_о_ч_н_о_ не отойдет.
- Что ты читаешь? - спрашивает.
- Не видишь - книгу читаю.
Он перевернул книгу, посмотрел на заголовок.
- Хорошая? - спрашивает.
- Да, особенно _э_т_а_ фраза, которую я все время читаю. - Я тоже
иногда могу быть довольно ядовитым, если я в настроении. Но до него не
дошло. Опять он стал ходить по комнате, опять стал цапать мои вещи и даже
вещи Стрэдлейтера. Наконец я бросил книгу на пол. Все равно при Экли
читать немыслимо. Просто невозможно.
Я развалился в кресле и стал смотреть, как Экли хозяйничает в моей
комнате. От поездки в Нью-Йорк я порядком устал, зевота напала. Но потом
начал валять дурака. Люблю иногда подурачится просто от скуки. Я повернул
шапку козырьком вперед и надвинул на самые глаза. Я так ни черта не мог
видеть.
- Увы, увы! Кажется, я слепну! - говорю я сиплым голосом. - О моя
дорогая матушка, как темно стало вокруг.
Да ты спятил, ей-богу! - говорит Экли.
- Матушка, родная, дай руку своему несчастному сыну! Почему ты не
подаешь мне руку помощи?
- Да перестань ты, балда!
Я стал шарить вокруг, как слепой, не вставая. И все время сипел:
- Матушка, матушка! Почему ты не подашь мне руку?
Конечно, я просто валял дурака. Мне от этого иногда бывает весело. А
кроме того, я знал, что Экли злится как черт. С ним я становлюсь настоящим
садистом. Злил его изо всех сил, нарочно злил. Но потом надоело. Я опять
надел шапку козырьком назад и развалился в кресле.
- Это чье? - спросил Экли. Он взял в руки наколенник моего соседа.
Этот проклятый Экли все хватал. Он что угодно мог схватить - шнурки от
ботинок, что угодно. Я ему сказал, что наколенник - Стрэдлейтера. Он его
сразу швырнул к Стрэдлейтеру на кровать; взял с тумбочки, а швырнул на
кровать.
Потом подошел, сел на ручку второго кресла. Никогда не сядет
по-человечески, обязательно на ручку.
- Где ты взял эту дурацкую шапку? - спрашивает.