- Чистота,  ребята,  идет! - шепчет, бывало, матрос соседям, завидя, во
время утренней уборки,  приближавшуюся круглую фигурку Василия Ивановича,  и
начинал тереть  какой-нибудь медный болт,  и  без  того  сверкающий,  еще  с
большим ожесточением.
     И Василий Иванович рад.
     - Чище его,  братец,  чище его,  каналью!  -  говорит,  останавливаясь,
Василий Иванович. - Чтобы горел, понимаешь?
     - Есть, ваше благородие! - отвечает матрос.
     Василий Иванович несется далее и уже шумит на баке, указывая пальцем на
какой-нибудь милосияющий блочек,  а  матросы улыбаются,  уменьшая,  по уходе
старшего офицера, свое ожесточение против меди.
     - Наша Чистота не жалеет, братцы, суконок!
     - И носит же его, даром что пузастый... Ишь расшумелся!
     - Шуметь - шумит, а ведь добер...
     - Это  что  и  говорить -  правильный человек...  Вот  только  чистотой
донимает.
     - Одно слово... Чистота Иваныч! - посмеиваются матросы.
     По   своим   теоретическим  "морским"  убеждениям  Василий  Иванович  -
"умеренный дантист" и  линек считает в  некоторых случаях недурным средством
исправления.
     - Нельзя иногда и не "смазать"!  -  говорит Василий Иванович.  - Нельзя
бывает  в  крайнем случае  и  не  "всыпать"...  Всыпал небольшую порцию и...
шабаш... Не под суд же отдавать... Пропадет человек!
     Однако  Василий Иванович,  по  доброте своего  характера,  крайне редко
применяет на практике свои принципы (хотя и не скрывает их).  Если случалось
иногда,  в минуты вспышки,  когда марсафал отдадут не вовремя или где-нибудь
"заест" шкот,  Василий Иванович,  в  дополнение к  обильным приветствиям,  и
смажет кого-нибудь, то смажет, по выражению матросов, вовсе "без чувства".
     - Ровно   комар   кусанул!   -   смеются  потом   матросы,   собравшись
"полясничать" на баке...  - У нашего Чистоты Иваныча рука, братцы, легкая. А
был у нас на фрегате старший офицер,  так я вам скажу...  рука!  И опять же,
бил зря... Озвереет и чешет... - рассказывает кто-нибудь из матросов.
     - Много их есть таких!.. - подтверждают другие.
     - А наш-то, надо правду говорить, зря не дерется! Да и в кои веки!
     Обыкновенно  Василий   Иванович  после   кулачной  расправы  чувствовал
какую-то неловкость.  Не то чтобы он испытывал угрызение совести... нет - он
смазал за  дело!  -  а  все-таки ему было как-то  не по себе,  особенно если
наказанный матрос  был  из  числа  безответных.  Вдобавок и  веяния  времени
оказывали свое влияние -  то был расцвет шестидесятых годов -  и капитан был
враг  подобных наказаний,  и  благодаря влиянию  этого  человека на  клипере
телесные наказания были изгнаны из употребления{431} задолго до официального
их уничтожения.
     Еще  в  начале  плавания,  вскоре  по  выходе  из  Кронштадта,  капитан
пригласил однажды к  себе в  каюту офицеров и  гардемаринов и  высказал свои
взгляды  на   отношения  к   матросам  -   взгляды,   совсем   непохожие  на
существовавшие тогда во  флоте.  Он  рекомендовал господам офицерам избегать
телесных наказаний и  кулачной расправы,  надеясь,  что  ни  дисциплина,  ни
"морской дух" не пострадают от этого.
     Капитанский спич произвел сильное впечатление,  особенно на молодежь. В
порыве  энтузиазма  в   кают-компании  вскоре  состоялось  даже   решение  -