Прошли  еще  одни  сутки,  бесконечно длинные сутки,  когда  нетерпение
достигло,  казалось,  последнего предела. Многие не сходили с палубы, ожидая
Толбухина маяка. Вот и он, наконец, показался в десятом часу утра, озаренный
лучами бледного солнца. Дождь перестал... Был один из недурных осенних дней.
   Еще полчаса, и раздался радостный звучный голос Лопатина:
   - Свистать всех наверх на якорь становиться!
   И такой же радостный окрик боцмана повторил эту команду.
   Но  все до единого человека и  без того были наверху и  жадными глазами
смотрели на  видневшийся за  фортами  Кронштадт.  Матросы  снимали  шапки  и
крестились на макушки церквей.
   - Первая  пли...  вторая  пли...  третья пли!  -  дрожащим от  волнения
голосом командовал Захар Петрович,  не  спавший ночи от  нетерпения поскорее
обнять своего сынишку.
   Выстрелы  салюта  крепости  гулко  разнеслись  по  кронштадтскому,  уже
опустевшему рейду.  В  амбразурах одного  из  фортов пыхнули дымки  ответных
выстрелов входившему военному судну.
   - Из бухты вон, отдай якорь! - раздалась команда старшего офицера.
   Звякнула цепь,  грохнул якорь,  -  и "Коршун" стоял неподвижно на Малом
рейде. Счастливые и радостные моряки поздравляли друг друга.
   Ашанин побежал вниз  собираться на  берег,  чтобы  с  двенадцатичасовым
пароходом  ехать  в  Петербург  до  завтрашнего  дня.   Ворсунька  торопливо
укладывал чемодан и  собирал ящики и  ящички с  подарками,  как вдруг влетел
рассыльный и доложил:
   - Ваше благородие, пожалуйте наверх...
   - Кто зовет? Зачем?
   Но  рассыльный уже  исчез,  и  Ашанин,  недовольный,  что ему помешали,
выбегает  на  шканцы,   и  вдруг  радостное  волнение  неописуемого  счастья
охватывает все  его  существо:  перед ним на  шканцах мать,  брат,  сестра и
дядя-адмирал.
   - Володя! - раздается в его ушах какой-то радостный крик.
   И  он бросается к  матери.  Та прижимает его к  себе,  целует и плачет,
плачет и целует и,  по-видимому,  не желает его отпустить.  Наконец, она его
отпускает,  но жадно глядит на него,  пока он целуется с  сестрой,  братом и
дядей-адмиралом.
   - А ведь ты совсем возмужал, Володя... Уж усы... и бачки... Ну, чего вы
раскисли, Мария Петровна?.. Вот он и вернулся... посмотрите, каким молодцом!
- говорит адмирал,  стараясь скрыть свое волнение,  но  его старческий голос
вздрагивает, и на ресницах блестят слезы.
   - А вот мой муж,  Володя!  - говорит Маруся, подводя к Володе красивого
молодого человека в штатском.
   Володя горячо его целует и уводит всех к себе в каюту.
   После завтрака на корвете Володя со своими отправился в Петербург.  Ему
казалось, что счастливее его нет человека на свете.