душа этой чистой девушки и она может читать в ней все, до самой глубины.
Тайна, интересовавшая ее, была теперь ей известна, предположение ее
оказалось верно: графиня Зонненфельд умерла от безнадежной любви и от
ревности к Зине. А между тем разъяснения все же нет.
III
Напрасно ясный, спокойный и могучий разум царицы старался выяснить себе
всю эту таинственную историю, напрасно силился он разделить исповедь Зины на
две части: на действительность, естественную, очевидную, и на фантастичность
экзальтированной девичьей души. Никак не удавалось царице совершить это
разделение. И к тому же она ясно видела, что фантастичности в Зине гораздо
меньше, чем можно было это предположить, в ней только большая
чувствительность, восприимчивость и впечатлениям.
А событие все же остается непостижимым, таинственным, все же приходится
произнести слова, над которыми так часто смеялась царица: колдовство,
чары...
Какой вздор! Да, это вздор, а между тем без этого вздора все становится
еще непонятнее, еще невозможнее и ко всему этому непонятному и невозможному
присоединяется еще одно обстоятельство: каким образом сама она, Екатерина,
ничего и никого не забывавшая, все помнившая и всегда действовавшая в ясной,
насквозь пронизанной светом области, каким образом она забыла о
существовании человека, играющего такую фатальную роль во всей этой истории?
Каким образом в течение долгих месяцев она не вспомнила об этом новом князе
Захарьеве-Овинине, который так заинтересовал ее, которого она хотела
непременно разглядеть, расспросить, изучить?..
Он появился перед нею, остановил на себе ее внимание - и вдруг исчез,
как будто его никогда не было. Проходили месяцы - и она ни разу о нем не
вспомнила, а между тем ведь она должна была о нем вспомнить и должна была
его видеть - он все время был, очевидно, здесь, вблизи от нее. Ей стоило
только позвать его - и он бы явился, но она о нем забыла, как ни разу в
жизни ни о ком не забывала. А вот теперь он является героем таинственной,
так опечалившей ее истории, он причина смерти прекрасной женщины, в судьбе
которой она была заинтересована, он же смутил покой этой младенческой души,
которая теперь рассказывает ей свою непонятную тайну!
"Колдун! Чародей!" - мелькнуло в мыслях Екатерины, но при этих двух
словах ей вспомнился другой колдун, чародей, мнимый граф Феникс, делавший,
но не сделавший золото в лаборатории князя Потемкина. Ей припомнилась
прелестная итальянка, чуть не смутившая покоя ее собственного сердца.
- Колдун! Чародей! - повторяла себе Екатерина и прибавляла: - Однако
нет такого колдуна и чародея, которого нельзя было бы разоблачить и удалить
и обессилить. Это даже гораздо легче сделать с колдуном, чем с самым
обыкновенным человеком, ибо всякий колдун или чародей непременно боится
таких вещей, каких не боится обыкновенный человек. Он боится правосудия,
боится закона, так как знает за собою чересчур много больших и малых
грешков.
Каким чародеем являлся этот мнимый граф Феникс, как одурачил он многое
множество людей, вовсе даже не глупых и достойных лучшей участи, чем быть
одураченными приезжим авантюристом, а между тем одно ее желание, одно ее
слово - и где теперь этот человек? И где теперь эта хорошенькая итальянка?..