Виктор СМИРНОВ
ТРИНАДЦАТЫЙ РЕЙС
Изд. Молодая гвардия 1968
OCR - Красно
1
- Акортэ, акортэ! - кричал человек в шляпе. Он стоял у самого обрыва, и
смотрел на корабли, сгрудившиеся у причалов. Ветер лохматил его рыжую
бороду. Это была великолепная борода, сам огненный Лейф Эриксон позавидовал
бы такой.
Смеркалось, на судах вспыхивали огни. С высоты Садовой горки хорошо был
виден город и порт. Улицы, выгнув спины, сбегали к темной воде и смыкались с
ней.
- Акортэ!
Глаза у викинга были с сумасшедшинкой, с диким, пронизывающим взглядом.
Может быть, он и впрямь был Лейфом Эриксоном? Только человек с такими
глазами мог открыть Америку, когда она никому не была нужна, за пять веков
до Христофора Колумба.
Двое стариков, игравших в шахматы на садовой скамье, оторвались от доски.
Это были морские волки на пенсии, все повидавшие и ко всему привычные,
похожие друг на друга, как близнецы: так обтесал их ветер.
- Чувствует, - сказал один из них.
- Кто это? - спросил я, показывая на рыжебородого.
- А Славочка Оке, - ответил тот, что играл белыми. - С Каштанового
переулка, - добавил он и снял черную ладью.
В глубине парка вздохнул духовой оркестр.
- А что значит "акортэ"?
Я не давал старикам играть, они выпрямились, посмотрели на меня и
переглянулись. Очевидно, они сочли меня гостем их таинственной, пропахшей
морем страны. Гость требует внимания и дружелюбия.
- "Акортэ"? Для нас ничего не значит. А что оно значит для него, никто не
знает. Может, больше, чем все наши слова.
- Он поврежденный, Славочка, - пояснил второй старик. - Голову повредил у
Ньюфаундленда. Шторм был сильный. Он приходит сюда, когда возвращаются суда
из океана.
- Чувствует, - буркнул первый. - Волнуется.
- А ты не волнуешься? - спросил партнер. В порт входили китобойцы, такие
маленькие рядом с океанскими сухогрузами. Носы кораблей были горделиво
задраны, там, на высоких площадках, торчали гарпунные пушки, а у пушек
стояли гарпунеры.
Передняя пушка блеснула белым и розовым, и глухой удар долетел на Садовую
горку. Китобойцы салютовали. Бух-бам!
- Акортэ! - закричал Славочка и сорвал с головы шляпу.
Шахматные старички встали и замерли. На меня они больше не обращали
внимания.
Я был сухопутным сибиряком в мире клешей и золотистых шевронов, я
понимал, что этот город достоин уважения и любви, и я хотел любить его, но
еще не мог...
Я медленно пошел вниз по улице адмирала Крузенштерна, вниз к заливу. Это