от которых сотрясался весь город до самых дальних окраин и в стенах домов
появились трещины, как при землетрясении. Крепость окутало дымом и пылью, и
издали было видно, как там в страшных вихрях взрывов взлетают высоко вверх
вырванные с корнем вековые деревья. Казалось, что и в самом деле после такой
бомбежки в крепости не останется ничего живого.
Но, когда бомбежка кончилась, а дым и пыль рассеялись, офицеры на
крышах напрасно смотрели в бинокли: над развалинами и остатками зданий нигде
не было видно белого флага. Можно было подумать, что там не осталось живой
души. Однако прошло несколько минут, и снова послышались пулеметные очереди
и трескотня винтовок. Люди, невесть как уцелевшие среди этого урагана
взрывов, продолжали борьбу.
Тяжелейшие бомбежки, непрерывный артиллерийский и пулеметный обстрелы,
нарастающие атаки пехоты, огромное численное и техническое превосходство
врага - все это делало невероятно трудной борьбу героического гарнизона
Брестской крепости. Но это были трудности чисто военного характера, которые
неизбежно сопровождают нелегкую профессию воина и к которым его загодя
готовят. Только здесь они приняли свои крайние формы, возросли до высших
степеней.
Однако с первых же дней осады ко всему этому прибавились трудности
иного порядка, поставившие гарнизон в небывало тяжелые условия. Не только
сама борьба, но и вся жизнь, весь быт осажденного гарнизона с самого начала
обороны были отмечены сверхчеловеческим напряжением как физических, так и
моральных сил людей. Эти особые условия и придают эпопее защиты Брестской
крепости тот исключительный героический и трагический характер, который
делает ее неповторимой в истории Великой Отечественной войны.
Даже бывалому фронтовику, прошедшему сквозь огонь самых жарких сражений
Великой Отечественной войны, трудно себе представить ту невообразимо тяжелую
обстановку, в которой с начала и до конца пришлось бороться гарнизону
Брестской крепости.
Здесь каждый метр земли был не один раз перепахан бомбами, снарядами и
минами. Здесь воздух был пронизан свистом осколков и пуль, и грохот взрывов
не затихал ни днем, ни ночью, а недолгая тишина, которая наступала после
оглашения очередного вражеского ультиматума, казалась еще более страшной и
зловещей, чем ставший уже привычным обстрел.
Зажигательные бомбы, снаряды, огнеметы, разбрызгивавшие горючую
жидкость, баки с бензином, которые сбрасывали с самолетов, делали свое дело.
В крепости горело все, что могло гореть. Эти пожары возникли на рассвете 22
июня и не прекращались ни на час в течение более чем месяца, то слегка
затухая, то разгораясь в новых местах, и в безветренную погоду над крепостью
всегда стояло, не рассеиваясь, густое облако дыма.
Несколько дней на плацу перед западным участком казарм, где дрались
группы стрелков 44-го полка, горели машины стоявшего здесь автобатальона, и
едкий запах паленой резины, стлавшийся вокруг, душил бойцов. В
северозападной части кольцевого здания долго пылал большой склад с
обмундированием, и все заволокло таким удушливым дымом, что бойцы 455-го
полка, занимавшие поблизости отсеки казарм, вынуждены были надевать
противогазы.
Огонь проникал даже в подвалы. Кое-где в этих подвалах от многодневных
пожаров развивалась такая высокая температура, что впоследствии на каменных
сводах остались висеть большие застывшие капли расплавленного кирпича.