нередко в ожидании поезда приезжали с вокзала осмотреть крепость, о  которой
ходили  такие  удивительные  рассказы.  Солдаты  уже  привыкли  к   подобным
посетителям.
 Но то, что произошло затем, было не совсем обычным и невольно привлекло
внимание солдат к приезжему. Незнакомый майор вдруг  тихонько  опустился  на
колени и потом приник украшенной орденами грудью  к  пыльным  буровато-серым
камням развалин, закрыв лицо руками.  Громкие,  неудержимо  рвущиеся  наружу
рыдания донеслись до солдат.
 Старшина и два бойца тотчас же подошли к офицеру.
 "Что с вами, товарищ майор?" - участливо спросил Орлов.
 Майор, вздрогнув  от  неожиданности,  оглянулся.  При  виде  бойцов  он
овладел собой и встал с земли. Лицо его было мокро от слез.
 "Мы дрались здесь в сорок первом", - прерывающимся голосом ответил он.
 Солдаты с сочувствием и живым любопытством смотрели на майора,  как  бы
ожидая, что он заговорит о тех памятных ему днях. Но майор больше не  сказал
ничего. Он постоял еще несколько минут, вытер платком глаза,  надел  фуражку
и, козырнув солдатам и старшине, быстро пошел к машине.
 - Хотелось мне спросить его фамилию, да неловко было, -  закончил  свой
рассказ старшина. - Вижу, расстроился человек сильно. Так он и уехал...
 - А  ведь,  наверное,  есть  и  другие  оставшиеся  в  живых  защитники
крепости, - задумчиво сказал один из офицеров. - Живут по разным городам,  и
никто о них не знает...
 На другой день после этой встречи мы с Матевосяном и Махначем  приехали
в Южный военный городок Бреста, где когда-то находился  гитлеровский  лагерь
для военнопленных. Сейчас  ничто  не  напоминает  о  том  страшном  времени.
Правда, по-прежнему тут высятся те же красные кирпичные казарменные корпуса,
вокруг которых густо разрослись большие деревья. Только в одном месте  между
домами стоит за оградой невысокий каменный обелиск, и на нем высечено:
 "Вечная слава героям, павшим за свободу и независимость нашей Родины!"
 Мы вышли около обелиска из машины, и здесь два взрослых человека начали
рыдать, как дети. Матевосян сквозь рыдания, вспоминая тех  людей,  вместе  с
которыми ему пришлось быть в гитлеровском лагере, сказал:
 - Они уже не  могли  ходить...  Они  только  ползали  и  говорили  нам:
"Товарищи, вырветесь за проволоку, не забывайте о нас, отомстите за нас!"
 А Махнач, также сквозь  слезы,  сказал,  показывая  на  густые  зеленые
деревья:
 - Вот здесь не было ни одного листа - пленные все съели.
 Очень много незабываемых, поистине потрясающих впечатлений оставила эта
поездка в Брест. Мы ежедневно бывали в крепости с  Матевосяном  и  Махначем.
Кроме того, мне удалось разыскать в  Бресте  семьи  командиров,  погибших  в
крепости, - тех самых женщин  и  детей,  которые  вместе  с  нашими  воинами
пережили все тяготы обороны в памятные дни июня и июля 1941 года. Со многими
из них я подробно побеседовал и записал их воспоминания.
 Мы пробыли в Бресте неделю и вернулись назад. Матевосян, Никонова  и  я
уехали в Москву, а Махнач вернулся к себе в Минск.
 В  Москве  Матевосян  еще  на  некоторое  время  задержался,  используя
оставшиеся дни отпуска. Ему нужно было добиться пересмотра вопроса  о  своей
партийности в Центральном Комитете партии.  Дело  в  том,  что  после  войны
Матевосян еще не был восстановлен в рядах партии, и он хотел воспользоваться
пребыванием в столице, чтобы лично  похлопотать  об  этом.  Впрочем,  вскоре