посол. Это он-то "отдыхал" - полумертвец,  извлеченный  из  трюма  вместе  с
мертвецом в такой же лагерной одежде!.. Его не восстановили в партии, ему не
давали работы, жить было практически негде -  и  это  на  Родине,  на  своей
земле... Но тут случилась телеграмма от моего отца...
 Петька - так он назывался у нас в доме, и надо ли  говорить,  каким  он
мне был закадычным приятелем. Петр Клыпа  -  из  защитников  крепости  самый
молодой, во время обороны двенадцатилетний воспитанник музвзвода - у нас  он
появился тридцатилетним человеком с робкой страдальческой улыбкой  мученика.
Из положенных ему  властями  25  лет  (!)  он  отсидел  на  Колыме  семь  по
несоизмеримой с наказанием провинности - не донес на приятеля,  совершившего
преступление. Не говоря уж о  несовершенстве  этого  уголовного  уложения  о
недоносительстве, зададимся вопросом: мальчишку, вчерашнего пацана,  однако,
имевшего за плечами  брестскую  цитадель,  упрятать  на  полжизни  за  такой
проступок?!  Это  его-то,  о  котором  бывалые  солдаты  чуть   не   легенды
рассказывали?.. Через много лет,  в  семидесятых,  когда  Петр  Клыпа  (чьим
именем назывались пионерские дружины по всей стране, и который жил в Брянске
и, как тогда говорилось,  ударно  работал  на  заводе)  столкнулся  каким-то
недобрым образом с бывшим  секретарем  Брянского  обкома  Буйволовым,  опять
начали ему вспоминать "уголовное" прошлое, опять стали трепать нервы. Чем уж
он не угодил - не знаю, да и узнать не у кого: вся эта  кампания  не  прошла
для Пети даром, несколько лет назад его не стало. И это на шестом десятке...
 Дядя  Саша  -  Александр  Митрофанович  Филь.  Он  появился  у  нас  на
Октябрьской одним из первых, хотя и добирался дольше всех. Из  гитлеровского
концлагеря он прямым сообщением отправился по этапу в сталинский, на Крайний
Север. Отсидев ни за что ни про что 6 лет, Филь остался  в  Алдане,  считая,
что с клеймом "власовца" на материке ему жизни не  будет.  Этого  "власовца"
ему походя навесил следователь  на  фильтрационном  проверочном  пункте  для
пленных, заставив, не читая, подписать протокол.
 ...Подробности этих трех и многих других  не  менее  драматичных  судеб
воссозданы на  страницах  главной  книги  моего  отца  -  Сергея  Сергеевича
Смирнова - "Брестская  крепость".  Главной  не  только  потому,  что  она  в
памятный год 20-летия Победы была удостоена  Ленинской  премии,  и  даже  не
потому, что работе над "Брестской крепостью" он отдал  большую  часть  своей
жизни в литературе. Насколько я могу судить, именно в период работы над этой
книгой он сформировался как личность и как  писатель-документалист,  заложил
основы своего в чем-то  уникального  творческого  метода,  возвращавшего  из
небытия имена и судьбы живых и мертвых. Тем  не  менее  на  протяжении  двух
десятков лет "Брестская крепость" не переиздавалась.
 "Рукописи не горят", но  они  умирают  без  читателя.  И  до  недавнего
времени книга "Брестская крепость" была в предсмертном состоянии.
 В начале 70-х один из защитников Брестской  крепости  Самвел  Матевосян
был исключен из партии и лишен звания  Героя  Социалистического  Труда.  Ему
вменялись  в  вину   административно-хозяйственные   злоупотребления   вроде
превышения полномочий  и  использования  служебного  положения  -  Матевосян
занимал    пост    управляющего     крупным     производственным     трестом
геолого-разведочного управления  цветной  металлургии  Совмина  Армении.  Не
берусь здесь  обсуждать  степень  нарушения  им  норм  партийной  этики,  но
удивляет  одно:  правоохранительные  органы   свои   обвинения   сняли   "за
отсутствием состава преступления". Тем не менее я отлично помню, как за  год
до смерти отец пришел домой с серым, в  одночасье  постаревшим  лицом  -  из