Хотя юноша, очевидно, не достиг еще полного расцвета сил, тем не менее он
был высок и статен, а легкость его походки доказывала, что путешествие
пешком было для него скорее удовольствием, чем трудом. Его белое от природы
лицо было покрыто легким загаром - может, под непривычным влиянием южного
солнца, а может, и от постоянного пребывания на открытом воздухе у себя на
родине, у Черты его лица не отличались особой правильностью, но были очень
приятны и внушали к нему доверие. Беззаботная молодая улыбка, блуждавшая на
его свежих губах, открывала два ряда зубов, ровных и белых, как слоновая
кость; веселый взгляд блестящих голубых глаз, внимательно останавливавшийся
на окружавших предметах, был добродушен, беспечен и в то же время полон
решимости.
На поклоны и приветствия редких в то опасное время прохожих юноша отвечал
сообразно достоинству каждого. Вооруженному бродяге, не то разбойнику, не то
солдату, который внимательно разглядывал его, как бы взвешивая про себя,
чего можно здесь ждать - богатой добычи или решительного отпора, - он
отвечал таким бесстрашным и уверенным взглядом, что тот мигом оставлял злые
умыслы и приветствовал его угрюмым: "Здорово, приятель!", на что молодой
шотландец отвечал столь же воинственным, хотя и менее суровым тоном.
Пилигрима <Пилигрим - странствующий богомолец; иногда так называли всех
странников, путешественников.> и нищенствующего монаха он встречай
почтительным приветствием и получал в ответ отеческое благословение; а с
молодой черноглазой крестьянкой он обменивался таким веселым поклоном, что
она долго еще оборачивалась и с улыбкой смотрела ему вслед. Словом, в юноше
было что-то привлекавшее внимание: смелость, прямота в соединении с
жизнерадостностью, ясным взглядом и приятной внешностью невольно располагали
в его пользу. По его поведению чувствовалось, что это человек, бесстрашно
вступающий в жизнь, полную неведомых ему зол и опасностей, для борьбы с
которыми у него только и есть оружия, что живой ум и молодая отвага - черты,
вызывающие симпатии людей молодых и участие поживших и опытных.
Путник, которого мы сейчас описали, был давно замечен двумя
собеседниками, остановившимися на том берегу речки, где стоял окруженный
лесом замок; но когда юноша стал спускаться с крутого берега с легкостью
бегущей к водопою лани, младший из собеседников сказал старшему:
- А ведь это наш цыган! Если он пустится вброд, он пропал: вода сильно
прибыла, речки не перейти.
- Пусть попытается, - ответил старший, - и сам убедится в этом, куманек.
Может быть, он подтвердит старую пословицу: "Кому повешену быть, тот не
утонет".
- Отсюда я не могу рассмотреть лица, но узнаю его по голубой шапке, -
сказал первый. - Послушайте, вот он кричит: спрашивает, глубока ли вода.
- Пусть сам попробует, - повторил старший собеседник, - в этом мире нет
ничего лучше собственного опыта.
Между тем юноша, видя, что двое людей на противоположном берегу спокойно
смотрят, как он готовится перейти речку вброд, и даже не отвечают на вопрос,
снял башмаки и недолго думая вошел в воду. Только в эту минуту старший из
собеседников крикнул, чтоб он был осторожен, и, обратившись к своему
спутнику, сказал:
- Mort dieu <Черт возьми (франц.).>, куманек, опять ты дал маху - это
вовсе не цыган.
Но предупреждение опоздало: то ли юноша его не расслышал, то ли не успел