чем  для  шотландского  нищего. Покойный доктор Роберт Дуглас, галасшильский
пастор,  уверял автора, что в последний раз видел Эндрю Джеммелза за игрой в
брэг  с  одним  богатым  и  знатным  джентльменом.  Для  соблюдения  должной
дистанции  стороны расположились у открытого окна замка, причем лэрд сидел в
кресле  внутри,  а нищий - на табурете во дворе, игра же шла на подоконнике.
Ставкой  была  порядочная  кучка  серебра.  Когда  автор  выразил  некоторое
удивление,  доктор Дуглас заметил, что лэрд, несомненно, был шутник и чудак,
но  что  многие  солидные  люди  в  те времена, подобно ему, не усмотрели бы
ничего  особенного  в  том,  чтобы  провести  часок за картами или беседой с
Эндрю Джеммелзом.
     Этот  замечательный нищий обычно имел при себе - по крайней мере многие
так  думали  -  столько  денег,  что  современные  разбойники  сочли  бы  их
достаточной   ценой   за  его  жизнь.  Однажды  некий  сельский  джентльмен,
известный  своей  скупостью, встретил Эндрю, высказал большое сожаление, что
не  имеет  в кармане мелочи, а то дал бы ему шесть пенсов. "Я могу разменять
вам фунт", - ответил Эндрю.
     Подобно  большинству  людей,  поднявшихся  до вершин мастерства в своей
профессии,  Эндрю  Джеммелз  часто  сетовал на упадок, который на его глазах
претерпело  нищенство.  Как  род  занятий,  однажды сказал Эндрю, оно теперь
приносит  на  сорок  фунтов в год меньше, чем когда он впервые взялся за это
дело.  В другой раз он заметил, что собирание милостыни в последние годы уже
не  занятие для джентльмена и что, будь у него хоть двенадцать сыновей, он и
тогда  не  соблазнился бы мыслью воспитать даже одного из них так, чтобы тот
пошел по стопам отца.
     Когда  и  где этот laudatur temporis actiдостоверно не знает. Но вероятнее всего, как говорит Бернс:
     ______________
     
                Он умер смертью старых кляч
                В канаве за селом.

     К  портретам Эди Охилтри и Эндрю Джеммелза автор может присоединить еще
один,  полагая,  что  вместе они образуют как бы небольшую галерею, открытую
для всего, что может осветить нравы минувших лет или развлечь читателя.
     Сотоварищи  автора  по  Эдинбургскому  университету,  вероятно,  помнят
худую,  изможденную  фигуру  почтенного  старого  нищего,  который  стоял  у
снесенных  теперь уже ворот в переулке Поттера и, ни слова не говоря, слегка
кланялся  и  протягивал  -  нисколько не назойливо - шляпу в сторону каждого
пешехода.  Этот человек благодаря своей молчаливости и бледному, истощенному
виду  паломника  из  дальних  стран  собирал  такую  же  дань,  какую  Эндрю
Джеммелзу  приносили  его  насмешки и величественная осанка. Говорили, что у
него   хватает   средств,   чтобы  содержать  сына,  студента  богословского
факультета,   у  ворот  которого  просил  милостыню  отец.  Молодой  человек
отличался  скромностью  и прилежно учился, поэтому какой-то его однокурсник,
чьи  родители  принадлежали  к  не  особенно  высокому  кругу, пожалел его и
пытался  утешить,  любезно  с  ним  разговаривая,  когда  увидел, что другие
студенты,  заподозрив  тайну  его рождения, совершенно от него отстранились.
Старый  нищий  проникся  благодарностью  за такое внимание к сыну и однажды,
когда  приветливый  студент  проходил  мимо,  шагнул  вперед,  словно  желая