- Тяжело у меня на сердце, - ответила мать. - Знаю я, что ты навлек на нас
несчастье.

- Ха! - воскликнул отец. - Сними тяжесть с сердца. Чего ты боишься? Неужели
ты думаешь, что Ловцы посмеют меня тронуть? Кто из наших воинов может со
мной равняться? Разве не совершил я подвигов больше, чем кто бы то ни было
из них? Сколько раз я водил их по тропе войны, сколько раз мы одерживали
победу над врагами! Да стоит мне захотеть, и меня изберут вождем племени!
Полно, успокойся и ешь вместе с нами.

Да, отец верил, что стоит ему захотеть, и он будет избран вождем племени.
Однако он ошибался, и я это знал. Играя с товарищами и бегая между
вигвамами, я часто слышал разговоры о моем отце. Запомнились мне слова
старика Низкого Медведя. Не зная, что я нахожусь поблизости, он говорил
воинам, собравшимся в его вигваме:

- Чтобы стать вождем, нужны храбрость, щедрость, тихий, спокойный нрав и -
прежде всего - доброта. Одинокий Бизон храбр, он - великий воин. И щедрость
его всем известна: многим вдовам и сиротам он уделяет часть своей добычи.
Но сердце у него гордое и нрав вспыльчивый: из-за пустяков он приходит в
бешенство. Да, когда он говорит с друзьями или нетерпеливо слушает их,
видно, что себя он считает выше всех. Вот почему я говорю: не быть ему
вождем!

Вернувшись домой, я передал матери слова Низкого Медведя. Выслушав меня,
она долго молчала и наконец ответила:

- Каковы бы ни были его недостатки, но нас он любит. Помни об этом всегда.

Взглянув на сестру, я заметил, что она тоже не ест. То она, то мать с
испугом посматривали на шкуру, завешивавшую вход в вигвам, вздрагивали и
прислушивались к малейшему шороху. Их тревога передалась и мне: делая вид,
будто обгладываю ребро, я не спускал глаз с двери.

Вот потому-то мы и не заметили, как чьи-то руки бесшумно приподняли шкуру,
служившую задней стенкой вигвама, и крепко сжали шесты. Не видел этого и
отец: он сидел лицом к выходу, медленно пережевывая куски мяса, и напевал
песню койота. И вдруг вигвам наш зашатался, - Ловцы раскачали шесты и
повалили его на землю. Потом бросились они к отцу и схватили его за руки,
он не успел пустить в ход нож, которым резал мясо.

Заревев от гнева, он попытался вырваться из рук Ловцов. Моя мать поспешила
к нему на помощь.

- Отпустите его! - кричала она. - Говорю вам, отпустите его!

Сестра с плачем убежала в темноту, а я стоял как вкопанный, не зная, что
делать. Собралась толпа. Люди, закутанные в одеяла из звериных шкур, стояли
вокруг нас и молчали. Что-то жуткое было в их молчании: казалось, все