самок, двух детенышей и двух годовалых оленей. Заметив нас, старая
самка-вожак побежала рысцой по тропе, увлекая за собой остальных.
Сворачивая на тропинки, ответвлявшиеся влево от главной тропы, она
старалась забежать нам в тыл. Когда мы преградили ей путь, она бросилась в
противоположную сторону. Питамакан побежал направо, я - налево, и вдвоем мы
загнали маленькое стадо в дальний конец ивняка.

Здесь кончались тропинки. Сделав гигантский прыжок, старая самка нырнула в
рыхлый снег и стала прокладывать дорогу, поднимая облако снежной пыли.
Остальные животные последовали задней, и только один из детенышей вернулся
в заросли. Вскоре к нему присоединилась его мать.

Олени находились так близко от нас, что, казалось, мы могли коснуться их
рукой. Стрела Питамакана вонзилась в бок старой самки, а мне
посчастливилось убить бежавшего за ней детеныша. Оба упали, но два
годовалых оленя перепрыгнули через них и бросились в заросли.

Мы преследовали теперь вторую самку и ее детеныша. Она вырвалась из ивняка
и бежала по глубокому снегу - бежала быстрее, чем мы, хотя у нас на ногах
были лыжи. Мы дивились ее силе. Но шагов через триста она устала и
остановилась, заслоняя своим телом детеныша. Шерсть на ее плечах и спине
стала дыбом; глаза горели злобой. Казалось, она решила защищать своего
детеныша до последней капли крови. Когда мы подошли ближе, она перешла в
наступление. Мы отбежали в сторону, а она, выбившись из сил, снова
остановилась. Я отвлек ее внимание, а Питамакан подкрался к ней сбоку и
пустил стрелу. Самка опустила голову, глаза ее мгновенно потускнели, и она
упала. Такая же судьба постигла и ее детеныша. Слишком легко досталась нам
эта добыча, но убивать мы должны были, если хотели жить.

Оставалось еще два годовалых оленя, и я предложил их не трогать. Питамакан
посмотрел на меня с удивлением.

- Как! Дать им уйти? - воскликнул он. - А впереди холодная зима! Брат мой,
ты глупости говоришь. Конечно, мы должны их убить. Да и неизвестно, хватит
ли нам мяса до весны.

Мы загнали их в глубокий снег и убили. Не успели мы содрать шкуру с одного
оленя, как начало темнеть, и мы поспешили домой: нужно было набрать
хворосту на ночь.

На следующий день мы ободрали остальных оленей, разрезали мясо на куски и
повесили эти куски на ветки; отсюда мы их могли постепенно переносить
домой. Две шкуры мы решили вымочить в реке, затем очистить от шерсти и
выдубить; остальные мы растянули на деревянных рамах, высушили, а затем
накрыли ими наши постели.

Быстро летели дни. Мы осматривали западни, сдирали шкурки с пушных зверей,
переносили куски мяса из ивняка к хижине и развешивали на деревьях. Выдубив
две оленьи шкуры, мы занялись кройкой и шитьем. Кроил Питамакан, разрезая
кожу ножом из обсидиана; в шитье принимал участие и я. Этой работе мы