Николай Николаевич Шпанов.
    Медвежатник

 (сборник "красный Камень").
 Из похождений Нила Кручинина
 СОВЕТСКИЙ ПИСАТЕЛЬ МОСКВА  1957
 OCR: Андрей из Архангельска (emercom@dvialad.ru)


 Примерно через полгода после  того,  как  увидел  свет  маленький
сборник  "Искатели  истины",  где  описывалось  несколько  эпизодов из
следственно-розыскной   и   криминалистической    деятельности    Нила
Платоновича   Кручинина   и  его  молодого  друга  Сурена  Тиграновича
Грачьяна, автором этих строк было получено следующее письмо:

 "Уважаемый товарищ!
 Прочел "Искателей истины".  Насколько мне не изменяет память, там
все на месте:  эти частные случаи описаны именно так, как происходили.
Тем  не менее считаю себя вправе просить Вас о некотором исправлении в
общей постановке  вопроса.  По-моему,  всю  огромность  принципиальной
разницы  в  деле  борьбы с преступностью в буржуазном обществе и у нас
необходимо показать читателю не только в декларациях от автора  или  в
высказываниях  действующих лиц.  Нужно рассказать нашим людям и о том,
как обстояло это  дело  во  времена  царизма  и  как  обстоит  теперь:
обнажить разницу в самом существе преступности, в ее распространении и
формах существования. Преступность, как наследие прошлого, существует.
Воспитательная  работа  нашего  общества  еще далеко не достигла того,
чтобы сделать ненужным ни  наказание,  ни  профилактику  преступления.
Поэтому  я  позволю себе приложить к сему список нескольких интересных
"дел".  В этом списке особняком стоит "Дело Паршина".  На  него  стоит
обратить  внимание  не  только  потому,  что оно интересно с розыскной
точки зрения.  На его примере  можно  показать  широкому  кругу  наших
молодых  людей,  что  было  и чего больше не может быть.  Преступность
пышным букетом расцвела в былые времена потому, что само правосознание
буржуазии   способствовало   этому   развитию.   Ведь   и  хищническая
деятельность буржуазии  была  не  чем  иным,  как  преступлением.  Вы,
конечно,  помните мысль Энгельса о том,  что если один человек наносит
другому физический вред,  и такой вред, который влечет за собою смерть
потерпевшего,  то  мы  называем  это убийством  а если убийца заранее
знал,  что вред этот будет смертельным,  то мы называем  его  действие
умышленным  убийством.  Если  же  общество  ставит сотни пролетариев в
такое положение, при котором они неизбежно обречены на преждевременную
неестественную смерть,  на смерть столь же насильственную,  как смерть
от меча или пули  если общество само знает,  что тысячи должны  пасть
жертвой  таких условий и все же этих условий не устраняет,  то это еще
более страшное убийство,  чем убийство отдельного лица, - это убийство
скрытое,  коварное,  от которого никто оградить себя не может, которое
не похоже на обычное убийство только потому, что не виден убийца.
 У некоторых  наших  писателей существует манера представлять дело
так,  будто уже само буржуазное правотворчество,  являющееся  зеркалом