протянемся, лучше уж вам не связываться.
Пойдет с нами Федя, с нашего двора, бараночник. Он из себя красавец,
богатырь парень, кудрявый и румяный. А главное - богомольный и согласный,
складно поет на клиросе, и карактер у него - лен. С ним и в дороге
поспокойней. Дорога дальняя, все лесами. Идти не страшно, народу много
идет, а бывает - припоздаешь, задержишься... а за Рохмановом овраги
пойдут, мосточки, перегоны глухие, - с возов сколько раз срезали. А под
Троицей Убитиков овраг есть, там недавно купца зарезали. Преподобный
поохранит, понятно... да береженого и Бог бережет.
Еще с нами идет Домна Панферовна, из бань. Очень она большая, "сырая"
- так называет Горкин,- с ней и проканителишься, да женщина богомольная и
обстоятельная. С ней и поговорить приятно, везде ходила. Глаза у ней
строгие, губа отвисла, и на шее мешок от жира. Но она очень добрая. Когда
меня водили в женские бани, она стригла мне ноготки и угощала моченым
яблочком. Я знаю, что такого имени нет - Домна Панферовна, а надо говорить
- Домна Парфеновна, но я не мог никак выговорить, и всем до того
понравилось, что так и стали все называть - Панферовна. А отец даже
напевал - Пан-фе-ровна! Очень уж была толстая, совсем - Пан-фе-ровна. Она
и пойдет с нами, и за мною поприглядит, все-таки женский глаз. Она и
костоправка, может и живот поправить, за ноги как-то встряхивает. А у
Горкина в ноге какая-то жила отымается, заходит,- она и выправит.
С ней пойдет ее внучка - учится в белошвейках,- старше меня, тихая
девочка Анюта, совсем как куколка,- все только глазками хлопает и молчит,
и щечки у ней румяно-белые. Домна Панферовна называет ее за эти щечки -
"брусничника ты моя беленькая-свеженькая".
Напрашивался еще Воронин-булочник, но у него "слабость", запивает, а
человек хороший, три булочных у него, обидеть человека жалко, а взять -
намаешься. Подсылали к нему Василь Василича - к Николе-на-Угреши молитьсязвать, там работа у нас была, но Воронин и слушать не хотел. Хорошо - брат
приехал и задержал, и поехали они на Воробьевку, к Крынкину, на Москву
смотреть. Мы уж от Троицы вернулись, а они все смотрели Господь отнес.
К нам приходят давать на свечи и на масло Угоднику и просят вынуть
просвирки, кому с Троицей на головке, кому - с Угодником. Все надо
записать, сколько с кого получено и на что. У Горкина голова заходится, и
я ему помогаю. Святые деньги, с записками, складываем в мешочек. Есть
такие, что и по десяти просвирок заказывают, разных,- и за гривенник, и за
четвертак даже. Нам одним - прикинул на счетах Горкин - больше ста
просвирок придется вынуть - и родным, и знакомым, а то могут обидеться:
скажут - у Троицы были, а "милости" и не принесли.
Антипушка уже мыл Кривую и смазал копытца дочерна - словно калошки
новые. Приходил осмотреть кузнец, в порядке ли все подковы и как копыта.
Тележка уже готова, колеса и оси смазаны,- и будто дорогой пахнет. Горкин
велит привернуть к грядкам пробойчики, поаккуратней как,- ветки воткнем на
случай, беседочку навесим,- от солнышка либо от дождичка укрыться. Положен
мешок с овсом, мягко набито сеном, половичком накрыто - прямо тебе
постеля! Сшили и мне мешочек, на полотенчике, как у всех. А посошок
вырежем в дороге, ореховый: Сокольниками пойдем, орешнику там...- каждый
себе и выберет.
Все осматривают тележку, совсем готовую,- поезжай. Господь даст,
завтра пораньше выйдем, до солнушка бы Москвой пройти, по холодочку. Дал