- Филька.
- Ну, ладно. Будешь Филька Поводырь. Пойдем до хазы.
- Куда это? - попятился Филька.
- Куда, куда?! - передразнил Амелька. - Звестно куда: в нашу камунию. У нас, брат, о!.. У нас жить весело...
Амелька был широкоплечий, но худой, в драном, лоснящемся грязным салом архалуке. Спина одежины от самого ворота вся вырвана, болтались лишь длинные полы и заскорузлые рукава в заплатах. Босые ноги покрыты густым слоем давнишней грязи, до кожи не докопаться. На голове - позеленевшая от времени монашеская скуфейка (за это оборванцы прозвали его: Амелька Схимник). Лицо парня какое-то отечное, желто-бурое, рот широкий, губастый и маленькие, исподлобья бегающие глазки.
Пашка Верблюд горбат и мал.
Eго отрепье, казалось, состояло из одних прорех, кое-где схваченных заплатами; встопорщенные, неимоверно грязные волосы от вшей шевелились на висках; лицо стариковское, треугольничком, и злые, наглые глаза.
Пашка Верблюд не понравился Фильке. Зато показался приятным ему третий оборванец - Степка Стукни-в-лоб. Он был похож на крепкую краснощекую девчонку, и лицо его не так грязно. Одет он довольно потешно: гологрудый, без рубахи, отрепанные штанишки до колен, руки засунуты в бабью муфту, из которой торчала пакля, на голове - желтый старушечий чепец.
- Ты не смотри, что он по-бабьи обрядился, - сказал Амелька. - Он, стервец, свою мамашу поленом по лбу вдарил, оттого зовется: Степка Стукни-в-лоб,
- Врешь, - обидчиво проговорил Степка и повернулся к компании спиной.
Филька взглянул на грязную с выпяченными лопатками спину оборванца и захохотал: на спине красовалась татуировка - срамное слово.
- Ну, хряем скорей, айда! - И Амелька потянул Фильку за рукав,
- А как же дедка? - спросил тот.
- Кто это? Слеподыр-то твой? Плевать! - крикнул Амелька, поднял с пыльной земли окурок и стал раскуривать. - Ты в кого живешь - в себя или в старого хрена? Ему подыхать пора.
- Мне дедку жаль: он хороший...
- Дурак, - сказал Амелька. - До каких же пор ты будешь с ним валандаться? Ведь скоро зима ляжет. А мы зимой знаешь куда? Мы зимой на курорт, в Крым. Дурак паршивый! А твой дедка поскулит-поскулит, да найдет такого же вислоухого, как ты... Дураков много...
Филька оглянулся на харчевку. Он и сквозь стены видел деда: будто беспомощно сидит дед за столом, насторожил ухо к двери, ждет - вот-вот услышит Филькины шаги, попросит еще чайку. "Дедушка Нефед, кормилец", - подумал Филька; сердцу его стало больно и досадно.
- Ну, хряй до хазы, идем! - прервал его думы неотвязный Амелька.
- Да что ж, навовся к вам уходить?
- Знамо, навовся. Да ежели с нами недельку проживешь, тебя палкой не выгонишь от нас: живем мы роскошно.
- А как же дед? - снова вздохнул, раздумчиво посмотрев на мальчишек, Филька. - Нет, не пойду.
- Вот шляпа!.. Ну и шляпа ты, - насмешливо протянул Амелька и на особом, блатном, языке стал переговариваться с товарищами, подмигивая на проходившую возле них даму. У нее полны руки разных покупок в тюрючках и свертках.
- Шей! - скомандовал Амелька. - Бери на шарап!
Пашка Верблюд подлетел и резко толкнул даму сзади в локоть. Тюрючки упали и в момент были подхвачены тремя беспризорниками. У дамы от толчка надвинулась на глаза шляпка; она несколько мгновений стояла как бы в столбняке, потом взвизгнула и завопила.
- Филька, плинтуй, беги! Мильтоны! Менты! - враз крикнули ему все трое.
Филька бросился было к чайной, но оттуда бежали к хулиганам человек пять мужиков и милиционер.
- Филька, схватють! - волок его за рукав Амелька. - Плинтуй за мной, беги!
Тогда Филька, мигом набрав сил, помчался вместе с Шариком за оборванцем. И судьба его так неожиданно сама собой решилась.
II
ТРУЩОБА, МАЙСКИЙ ЦВЕТОК ЦВЕТЕТ
Три оборванца привели Фильку на песчаный берег большой реки. В густом ивняке лежала опрокинутая вверх дном огромная, сорокасаженной длины, баржа. Один борт баржи немного приподнят и подперт городками: видимо, ее собирались зимой ремонтировать. Здесь ютилось около сотни народу: беспризорники, нищие, воры, бродяги, - баржа была вроде ночлежки.
В середине под баржей, прямо на песке, слеплена глинобитная печь, похожая на собачью конуру, труба выходила в пробоину на дне баржи.
- Не бойся, - сказал Амелька, вводя в притон нового товарища, - вот наша хаза, я здесь вожак, - и звонко закричал: - Эй, народы!.. вот оголец новенький... Филька Поводырь. Кто обидит - в харю!.. Да он и сам с усам... Карась!.. Зарегистрируй. Номерок выдай... Ну!..
Филька жалобно улыбался.
- Пойдем. - И Амелька повел Фильку в темный угол. - А это вот стенгазета, - указал он на приклеенный к щиту мелко исписанный, с картинками, большой лист бумаги. - Здесь описи наших делов и прохватываем порядки. Есть стихи... Впрочем, она не наша: она в кожевенном заводе украдена. Вообще мы живем роскошно. Вот! Будешь тут в одном цеху жить со мной и вот с этими.
Филька оглянулся. За его спиной гоготали Пашка Верблюд и Степка Стукни-в-лоб.
Возле них сгруппировалась рваная, вонючая, грязная детвора в лохмотьях: мальчишки с девчонками и подростки-парни. Филька все еще продолжал улыбаться. Он улыбался из вежливости и опасения: боялся, как бы не огрели его по затылку.
Какой-то большеголовый плющеносик указал на Фильку:
- Ишь черт... В новых сапогах. Тоже, хлюст...
- Карась! - позвал Амелька. - Где Карась?! Поднялись свистки, крики:
- Карась, Карась!.. К вожаку!
Прибежал одноглазый, бесштанный мальчонка. Он - в женской рубахе, новой, но замазанной всякой дрянью. По талии - веревка, за веревкой - деревянный кинжал, на голове - меховая, белой шлёнки, рва-ная папаха.
- Номер огольцу вручил? - в шутку сказал Амелька.
- Ну да!
- Зарегистрируй сапоги, рубаху, картуз. Впрочем, картуз не надо: его собака изжевала. А где Шарик?
Пес в это время жрал в котелке чье-то вкусное хлебово и был вполне доволен своим новым положением,
- Снимай, - приказал Карась Фильке. Филька посмотрел вопросительно на Амельку.