Из письма Виктора к своему другу, университетскому сокурснику

  :Друг мой Саня, ты в прошлом письме упомянул, что мне везет с женщинами.
Но дело вовсе не в везении. Просто мне нравятся женщины! Жена есть жена,
это статья особая. Но другие:
  Кому-то нравятся автомобили, власть, скачки на лошадях, а женщины для них
- так, для сиюминутной утехи. У меня все иначе. Мне интересны женщины. В
них есть загадка - и отгадка.
  Я не однолюб, не раб единственной. Меня влекут многие, разные женщины. Но
все же я не прыгаю от одной к другой, не занимаюсь этаким спортом и
подсчетом очков. Это нечистоплотно и низко. Я просто на некоторое время
выбираю себе о д н у, и пока я с ней, со своей избранницей, я ей предан и
только с ней буду постигать красоту жизни и любовь.
  В каждой женщине возможно в з я т ь любовь, если иметь к этому страсть.
Ленивый и тупой этого не понимает. Лень ума, друг мой Саня, лень сердца,
лень тела - вот что больше всего губит мужчину и отпугивает женщину от
него.
  С женщиной я всегда искренен, никогда не притворствую, никогда лживо не
потакаю ее слабостям и капризам. Я просто ценю и наслаждаюсь ее слабостями
и капризами. Я стараюсь угадать каждое ее желание, проникнуть в ее
чувства, чтобы потом она раскрылась предо мной и ответила на все мои
желания.
  На земле, Саня, всегда не хватало двух в е щ е й: хлеба и любви. Но когда
есть хлеб, преступно забывать о любви и не пользоваться ее плодами!


  Санаторий считался узкопрофильным, не очень крупным и был несколько
удален от курортных столиц. Он примыкал к немноголюдному поселку с
малоэтажными строениями, уютно вкрапленными в густо-зеленую широкую
подкову морского побережья. За тылами поселка бесконечно высились горы, а
перед фасадными окнами домов отчеркнутое белой галькой пляжа бесконечно
простиралось море. Впустив в свое безмятежное лоно санаторий, поселок
только выиграл: взбодрился и запестрел от приезжего отдыхающего люда,
нарастил рыночный торговый оборот, поразнообразил темы разговоров для
местных обывателей.
  Публика санатория была отчасти постоянной, циклически наезжающей сюда
притормозить ход хронической болезни, продолжить знакомства с
благожелательным персоналом и утешиться целебным источником. Серафима
Юрьевна слыла тут всезнающей старожилкой и во время столованья просвещала
Зою о неписаных порядках санатория: о мелких взяточнических грешках
медсотрудников, о тонкостях лечебных методик и, безусловно, о любовных
похожденьицах "той дамочки за третьим столом от окна" и "того
усача-военного, который хохочет на весь зал": Зоя бесстрастно наблюдала,
как движутся узкие морщинистые губы Серафимы Юрьевны, как из-под
желто-седой челки шныряют по сторонам ее неумолимые глаза, как зелено и
нелепо блестят крупные фальшивые изумруды сережек в ее одряблых мочках, и
оставляла интимно-сплетническую информацию без крохотного участия и
словесной поддержки. Курортные романы, сомнительные развлечения, и
болтовня об этом - решительно отсекались планами ее поездки: она здесь с