в именах дело, а в величайшем событии, происшедшем в моральной жизни
народов - развившемся незаметно, исподволь, как будто без всяких усилий со
стороны отдельных личностей - в нарождении идеализма.

Идеализм существует уже давно, более двух тысячелетий, но до новейшего
времени роль его была относительно незначительной. Даже у самого Платона,
совершенно справедливо считающегося, с формальной стороны, отцом и
родоначальником этого высокого учения, вы не раз наблюдаете странную
непоследовательность в мыслях и аргументации, объясняемую единственно лишь
тем, что он был еще далек от той "чистоты" идеалистического воззрения, до
которого доросло наше время. В его рассуждениях еще так явственны следы
антропоморфического понимания божества, что даже современный студент,
чуть-чуть лишь посвященный в глубины нашей науки, не раз улыбнется в
сознании своего превосходства при чтении его диалогов. Платон с нашей точки
зрения еще варвар, он еще не знает ничего о наших объединяющих принципах:
ведь даже Аристотель отделял небо от земли. Нет, настоящий, чистый идеализм
есть продукт последних двух веков. Он явился одновременно с упрочившейся в
науке тенденцией к "монистическому" миропониманию.

Современный ум не выносит философии, предлагающей ему несколько основных
принципов. Он стремится во что бы то ни стало к монизму - к объединяющему,
как у нас говорят, вернее - к единому началу. Он даже с трудом уже выносит
дуализм: нести на себе два принципа уже ему кажется слишком большим
бременем. И он всячески ищет себе облегчения, он готов даже в случае нужды
принять на веру какую-нибудь тонкую нелепость, лишь бы не считаться со
сложностью. Дух и материя - это так много: не лучше ли что-нибудь одно -
либо дух, либо материя? Или, в крайнем случае, не лучше ли всего признать,
что дух и материя суть разные стороны одной и той же сущности? Правда,
никто до сих пор не понимал, каким образом дух и материя могут быть
"разными сторонами", но в философии, особенно новейшей, это далеко не
единственное объяснение, которого никто никогда не понимал. Даже более
того: такими объяснениями, если только они ловко и своевременно
прилаживались, она крепче всего и держалась. Главное, чтоб не было лишних
принципов!..

В этом смысле наиболее всего, конечно, удовлетворяла пантеистическая точка
зрения, соответственным образом поддержанная и объясненная, и ее популярная
форма - материализм, обходящийся, как известно, минимумом иностранных слов
и отвлеченных понятий. Но иностранные слова и отвлеченные понятия пугают
только непривычную к делу большую публику; в философских же сферах они,
наоборот, пользуются полным доверием и даже имеют большую притягательную
силу. Посвященные люди знают, что с этими трудностями легко освоиться.
Лишний термин, новое понятие, как бы они ни были построены, в конце концов,
не только ничему не мешают, но даже в известных случаях дают выход из
затруднительного положения. Они же и подбираются не случайно, а
систематически, с известными, строго определенными целями. Мешать может
только "принцип", вводящий за собой в философскую область множество новых,
не приспособившихся к системе и дерзко требующих к себе внимания явлений.
Вот тут-то философу и необходима вся сила убеждения, чтобы закрыть вход
назойливому пришельцу. Вот тут-то и нужна вся высота и непроницаемость