Варлам Тихонович Шаламов
   Воскрешение лиственницы

---------------------------------------------------------------
   OCR: Александр Белоусенко, http://belousenkolib.narod.ru/
---------------------------------------------------------------



     Моя книга "Воскрешение лиственницы"
     Посвящена Ирине Павловне Сиротинской.
     Без нее не было бы этой книги

ТРОПА

     В тайге  у меня  была тропа  чудесная. Сам я  ее проложил  летом, когда
запасал дрова  на  зиму. Сушняка  вокруг избы  было  много  - конусообразные
лиственницы, серые, как из папье-маше, были  натыканы в болоте, будто колья.
Избушка  стояла  на пригорке,  окруженная  стланиковыми кустами  с  зелеными
хвойными кисточками  -  к осени набухшие орехами шишки тянули ветви к земле.
Сквозь эти стланиковые заросли и проходила к болоту тропа, а болото когда-то
не  было  болотом - на нем рос лес, а потом корни деревьев сгнили от воды, и
деревья умерли - давно, давно. Живой лес отошел в сторону по подножью горы к
ручью. Дорога, по которой ходили автомашины  и люди,  легла с другой стороны
пригорка, повыше по горному склону.
     Первые дни мне было жаль топтать жирные красные ландыши, ирисы, похожие
на  лиловых огромных бабочек  и лепестками,  и их  узором, огромные  толстые
синие  подснежники неприятно похрустывали под ногой.  У цветов, как и у всех
цветов Крайнего Севера, запаха не было; когда-то я ловил себя на автоматизме
движения - сорвешь букет и  поднимаешь  его к ноздрям.  Но потом я отучился.
Утром я  рассматривал, что  случилось за ночь  на моей тропе вот распрямился
ландыш, раздавленный моим сапогом вчера, подался в  сторону, но все же ожил.
А другой  ландыш раздавлен уже  навсегда  и лежит, как рухнувший телеграфный
столб с фарфоровыми изоляторами, и разорванные паутинки с него свисают,  как
сбитые провода.
     А потом  тропа вытопталась,  и  я перестал замечать, что  поперек моего
пути  ложились ветви стланика, те, которые хлестали  мне  лицо,  я обломал и
перестал замечать надломы. По сторонам тропки стояли молодые лиственницы лет
по ста  - они при мне зеленели, при мне осыпали мелкую хвою на тропку. Тропа
с  каждым днем  все темнела и в конце концов стала обыкновен-ной темно-серой
горной  тропой.  Никто, кроме меня, по ней не  ходил.  Прыгали  на нее синие
белки, да следы  египетской клинописи куропаток видал я на ней много  раз, и
треугольный заячий след встречался, но ведь птица и зверь не в счет.
     Я  по этой  собственной  тропе  ходил  почти три  года. На  ней  хорошо
писались  стихи.  Бывало,  вернешься  из  поездки,  соберешься  на  тропу  и
непременно  какую-нибудь строфу выходишь на этой тропе. Я  привык  к  тропе,
стал бывать на ней, как в лесном рабочем кабинете. Помню,  как в  предзимнюю
пору  холодом,  льдом   уже  схватывало   грязь  на  тропе,  и  грязь  будто
засахаривалась, как варенье. И двумя осенями перед снегом я приходил на  эту
тропу  - оставить  глубокий след, чтобы  на  моих глазах затвердел он на всю