Утром  выгоняли на  поверку  и  двигались дальше.  Первым  же утром под
матерщину,  окрики  проволокли  перед строем  чье-то  тело: огромного  роста
человек лет тридцати пяти, кареглазый, небритый,  черноволосый, в домотканой
одежде. Подняли на ноги. Его втолкнули в строй.
     -- Драконы! Драконы! Господи Исусе!
     Сектант опустился на колени. Пинок ноги начальника конвоя опрокинул его
на  снег.  Одноглазый  и  другой  -- в  пенсне, Егоров  (потом  он  оказался
Субботиным), стали топтать сектанта ногами; тот выплевывал кровь на снег при
тяжелом молчании этапа.
     Я  подумал,  что,  если  я сейчас  не выйду вперед,  я  перестану  себя
уважать.
     Я шагнул вперед.
     -- Это не советская власть. Что вы делаете?
     Избиение  остановилось. Начальник  конвоя,  дыша  самогонным перегаром,
придвинулся ко мне.
     -- Фамилия?
     Я сказал.
     Избитый черноволосый сектант --  звали его Петр  Заяц -- шагал в этапе,
утирая кровь рукавом.
     А вечером я заснул на полу в душной, хоть и  нетопленой, избе. Эти избы
хозяева  охотно  сдавали  под этап  -- небольшой доход для бедной  пермяцкой
деревни. Да и  весь этот тракт оживился с открытием лагеря. Шутка сказать --
за беглеца платили полпуда муки. Полпуда муки!
     Было жарко, тесно, все сняли  верхнюю одежду, и  в  этой потной  духоте
стал  я засыпать. Проснулся.  По рядам спящих  ходил Щербаков, и другой боец
подсвечивал ему "летучей мышью". Кого-то искали.
     -- Меня? ! Сейчас оденусь.
     -- Не надо одеваться. Выходи так.
     Я даже испугаться не успел  -- они  вывели  меня на двор. Была холодная
лунная  ночь уральского апреля.  Я  стоял под винтовками на снегу босиком, и
ничего, кроме злости, не было в моей душе.
     -- Раздевайся.
     Я снял рубашку и бросил на снег.
     -- Кальсоны снимай.
     Я снял и кальсоны.
     Сколько простоял времени, не  знаю, может быть, полчаса, а  может быть,
пять минут.
     -- Понял теперь? -- донесся до меня голос Щербакова.
     Я молчал.
     -- Одевайся.
     Я надел рубашку, кальсоны.
     -- Марш в избу!
     Я добрался  до места. Никто  меня ни о  чем не  спрашивал.  Мои опытные
соседи, блатари, видели и не такие вещи. Я для них был фраер, штымп.
     Когда  этап прибыл в  лагерь, принимать вышел  комендант 1-го отделения
Нестеров.
     -- Претензий к конвою нет?
     -- Нет, - сказали.
     -- Нет, - сказал Петр Заяц.
     Через  год  я  случайно встретил  Зайца на  улице,  на лагерной  улице.