понюхал слизь, отбросил ольховый листок и, не умывая рук, подписал путевку.
В ту же белую северную ночь я был привезен в районную больницу
"Беличья". Больница "Беличья" имела штамп "Центральная районная больница
Северного горного управления" - это сочетание слов применялось и в
разговоре, в быту и в официальной переписке. Что возникло раньше другого -
быт ли узаконил бюрократический узор, или формула только выразила душу
бюрократа, - не знаю. "Не веришь - прими за сказку", по блатной пословице.
На самом же деле наряду с другими - Западным, Юго-Западным, Южным - районами
Колымы "Беличья" обслуживала Северный район, была районной больницей.
Центральной же больницей для заключенных была огромная, возводящаяся близ
Магадана, на 23-м километре главной трассы Магадан - Сусуман - Нера,
больница на тысячу коек, позднее переведенная на Левый берег реки Колымы.
Огромная, с подсобными предприятиями, с рыбалкой, совхозом больница на
тысячу коек, на тысячу смертей в день в месяцы "пик" доходяг Колымы. Здесь,
на 23-м километре, шла актировка - последний этап перед морем - и свободой
или смертью где-нибудь в инвалидном лагере под Комсомольском. На 23-м
километре зубы дракона, разжимаясь последний раз, выпускали на "волю" -
разумеется, случайно уцелевших в колымских сражениях, морозах.
"Беличья" же была на 501-м километре этой трассы близ Ягодного, всего в
шести километ-рах от северного центра, давно превратившегося в город, а в
1937 году я сам переходил вброд речку, и боец наш застрелил большого
глухаря, прямо, не отводя в сторону, даже не сажая на землю этапа.
В Ягодном меня и судили несколько месяцев назад.
"Беличья" была больница коек на сто для заключенных, со скромным штатом
обслуги - четыре врача, четыре фельдшера и санитара - все из заключенных.
Только главный врач была договорница, член партии, Нина Владимировна
Савоева, осетинка, по прозвищу "Черная мама".
Кроме этого штата больница могла держать на всевозможных ОП и ОК - дело
ведь было не в тридцать восьмом, когда никаких ОК и ОП не было при больнице
на "Партизане", в расстрельное гаранинское время.
Ущерб, убыль людей в то время пополнялись с материка легко, и в
смертную карусель запускали все новые и новые этапы. В тридцать восьмом даже
пешие этапы водили в Ягодное. Из колонны в 300 человек до Ягодного доходили
восемь, остальные оседали в пути, отморажи-вали ноги, умирали. Никаких
оздоровительных команд не было для врагов народа.
Иначе было в войну. Людские пополнения Москва дать не могла. Лагерному
начальству было велено беречь тот списочный состав, который уже заброшен,
закреплен. Вот тут-то медицине и даны были кое-какие права. В это время я на
прииске "Спокойном" встретился с удивительной цифрой. Из списочного состава
в 3 000 человек на работе в первой смене - 98. Остальные - или в
стационарах, или в полустационарах, или в больницах, или на амбулаторном
освобождении.
Вот и "Беличья" имела тогда право держать у себя из больных команду
выздоравливающих. ОК или даже ОП - оздоровительную команду или
оздоровительный пункт.
При больницах тогда и было сосредоточено большое количество даровой
арестантской рабочей силы, желающих за пайку, за лишний день, проведенный в
больнице, своротить целые горы любой породы, кроме каменного грунта золотого
забоя.
Выздоравливающие "Беличьей" и могли, и умели, и уже своротили золотые