много лет скитавшийся по морям и океанам, в одном порту, кажется, в Марселе,
провел  ночь  в публичном доме  с девкой и под утро  обнаружил, что это  его
сестра, которую нужда и бедность сделали проституткой.
     Историйка  банальная, с  сантиментом,  рассчитанная  на  чувствительных
кухарок,  с примитивным, прямолинейным смыслом: как, мол, нехорош социальный
строй,  в  данном  случае  капиталистический,  который  толкает  безработных
девушек на панель и оскверняет душу такого славного малого, как этот морячок
- потребитель продажной любви.
     Прочтя  эти рассказы, я  ощутил  во рту  вкус приторной  карамели  и  с
грустью  констатировал, что и  у  великих  бывают жестокие провалы по  части
вкуса.
     Но жизнь сыграла  со  мной  злую  шутку  и проучила, чтоб не  спешил  с
безапелляционными выводами. Нет,  конечно, я не переспал со своей сестрой. У
меня,  кстати сказать, и сестры-то нет. Но все  же  влип в историю, не менее
фантастическую,  и/  расскажи  я ее  Мопассану  или Льву Николаевичу, они бы
состряпали рассказец похлеще того, о котором я упомянул.
     Судьба  привела  меня лет двадцать спустя  в тот город,  где я  некогда
учился в университете. Тогда, сразу
     после войны, это был не  город, а  груды каменных развалин,  даже улицы
были  непроходимы из-за нагромождений  ржавых  балок,  обломков  стен и  куч
битого кирпича. Университетские аудитории были разбросаны по всему городу, в
редких уцелевших зданиях.  Студенты  в  основном были из демобилизованных  и
донашивали  военную форму.  На  лекциях  нечасто можно было увидеть штатский
костюм. И на каждых двух студентов приходилось не больше трех ног - обрубки,
инвалиды войны.
     Что вам рассказывать!  Это наша с вами молодость. Инвалидная, голодная,
разутая, но  мы ее  прожили,  и  для  нас  она  -  источник  теплых  и  даже
романтических воспоминаний, как любая юность.
     Города я, конечно, не узнал. Ни следа от руин. Широкие асфальтированные
проспекты,   зеркальные   витрины,   троллейбусы.   Нарядная,    совсем   не
провинциальная  толпа.  Я остановился  в гостинице на  десять этажей, весьма
современной,  с  хорошим  рестораном,  и  там  по  вечерам  наигрывал вполне
пристойный  джаз.  Место,  где высилась  гостиница,  когда-то  было  свалкой
ржавого  железа - сюда стаскивали  со всего города  подбитые  танки,  остовы
сгоревших   грузовиков,  покореженные  лафеты   артиллерийских   орудий,   и
пробираться через эти завалы, чтобы сократить дорогу, было делом рискованным
- порой там взрывались под неосторожной ногой снаряды и мины.
     Я отлично  поужинал  в ресторане,  принял  душ  в сверкающей  никелем и
цветным кафелем ванной, протопал босыми ногами по ворсистому ковру к широкой
двуспальной  кровати  и  с  наслаждением  вытянулся  под  холодящей  льняной
простыней, взволнованный  предстоящей  встречей с моей юностью - назавтра  я
намечал несколько визитов к друзьям студенческих лет.
     Я  уже потянулся  к кнопке настольной лампы, чтобы выключить  свет, как
зазвенел  телефон  на  ночном  столике,  и,  протягивая  руку  к  трубке,  я
недоуменно  прикидывал,  кто бы мог мне звонить  в  этом городе, где  о моем
приезде никто не был предупрежден.
     - Коля,- обдал меня из трубки низкий вибрирующий женский голос.
     -  Простите,  вы  ошиблись  номером,-  сказал  я,  уверенный,  что  это
действительно телефонная ошибка.
     - Ах, простите, пожалуйста,- заворковал на том