Анатолий Ромов.
   Голубой Ксилл

   (Вокруг Света ‘‘ 7-10 , 1994 )

   Внимание!  Всем,  кто меня слышит!  Всем,  кто есть на Иммете! Сообщество
Галактики предлагает вам  вернуться!  Внимание!  Здесь,  в  джунглях  Южного
материка,  на  поляне  прибрежного массива,  в  пятнадцати градусах двадцати
минутах  восточной  долготы  и  сорока  градусах  одиннадцати минутах  южной
широты,    нами   сброшены   тюки   с   продовольствием,   инструментами   и
энергопитанием.   Всем,   кто  меня  слышит!   Наше  пребывание  на   Иммете
заканчивается!  Каждый,  кто  явится  к  месту  сбора,  сообщите о  себе  по
микрорации!  Сидящий в ракетолете радист выключил кассету, и грохот динамика
за   бортом   стих.   Спасательный  облет,   повторявшийся  каждые  полгода,
заканчивался:  условия  Договора запрещали кораблю находиться у  поверхности
Имметы более семидесяти двух часов.
   - Командир,- радист кашлянул,- еще полчаса, и мы штраф заработаем.
   - Хорошо.  Передай -  идем на  Орбитальную.  Приготовиться к  переходу на
космическую скорость.
   - Есть передать - идем на Орбитальную.- Радист нажал вызов.
   Тот,  кто  смотрел бы  на  корабль снизу,  из  джунглей,  увидел бы,  как
ракетолет  плавно  развернулся и  задрал  нос.  Через  секунду  из  кормовых
двигателей вырвалось пламя, и аппарат, стремительно уменьшаясь, ушел вверх.
   Я почувствовал,  что просыпаюсь,  и, как обычно, еще ничего не соображая,
потянулся  к  часам.  Где  же  я?  Каюта  как  каюта,  пора  бы  привыкнуть.
Относительный комфорт,  если  не  считаться  с  чудовищной экономией  места.
Искусственный гравитатор работает нормально,  ощущение тяжести нормальное. В
голове туман,  но я уже понимаю,  что нахожусь на Орбитальной Имметы, причем
второй месяц. На циферблате шесть утра. До вылета три часа, значит, успею не
спеша позавтракать,  посидеть в кают-компании, и как минимум еще час будет в
моем распоряжении.  Поболтаю со стюардессами.  Здесь,  у Имметы, Орбитальная
довольно большая -  восемьсот метров в  длину,  триста в  ширину и  двести в
глубину. Принимает до тысячи человек.
   Я нажал кнопку,  стекло иллюминатора прояснилось.  Пора было приступать к
зарядке и  идти завтракать.  Однако поблаженствовать в  кают-компании мне не
пришлось. Я только приступил к кофе, как передо мной вырос рассыльный:
   - Простите,  космонавт Стин?  Через десять минут вы должны быть в  Особом
отделе, в секторе 5Х. Вот пропуск.
   У Щербакова маленькие глаза,  нос уточкой,  губы тонкие, сложенные как-то
по-особому.  В его лице присутствовало нечто недоброжелательное. Но я помнил
Павла Петровича с  детства и  знал,  что  это  всего лишь маска,  скрывающая
незащищенность души  и  необычайную доброту.  Щербаков давно  дружил с  моим
отцом,  был  умницей,  эрудитом  и  начинал  когда-то  как  очень  серьезный
нейрофизиолог.  Но  потом  поступил  в  Академию права,  занялся  борьбой  с
промышленным шпионажем,  а  после  создания Орбитальной Имметы уже  три  ода
возглавлял Особый отдел. Увидев, что я вошел, Щербаков кивнул:
   - А, Влад, добрый день. Садись.
   - Добрый день, Павел Петрович.
   Я сел.  Щербаков хотел что-то сказать, но вместо этого вытащил из кармана
кристалл ксилла.  Положил на ладонь,  чуть повернул руку.  Крошечный голубой