[Перевел В. Куприянов]
Лафонтен,
Смерть и дровосек
Улицы небольшого города коротки и узки. Мари идет быстрым шагом.
Никогда еще у нее не было такого желания идти, идти... Руки в равномерном
движении касаются бедер. Колени приподнимают подол юбки. Высокие каблуки
стучат по тротуару, цепляются за шероховатости асфальта, вывертываются,
попадая в расщелины. Ступит левым носком на поперечный желобок, разделяющий
тротуарные плиты, а правым как раз угодит на вертикальный, а через два шага
-- все наоборот: левый -- на вертикальном, правый -- на поперечном.
Прямо-таки игра в классы. Раз -- правой, два -- левой, три -- правой,
раз -- левой, два -- правой, три левой, раз -- правой...
Мари не видит ничего, кроме своих ног, юбки, бугрящейся на коленях, да
пазов между плитами. Плиты разные: здесь меньше, через несколько метров --
крупней, потом их сменяет асфальт с торчащей из него острой галькой, которая
впивается в тонкую подошву. Раз -- правой, два -- левой, три -- правой, раз
-- левой, два... Черт!
Луи располнел. Она обратила внимание на это только сегодня, разглядев
его пухлое белое брюшко, бледная кожа которого так резко отличается от
темно-коричневых плеч и рук. Кожа такая бледная, словно она пропиталась
штукатуркой, которую он целыми днями ляпает на стены. Он весь теперь будто
из штукатурки -- заскорузлый, корявый, неживой.
В фильмах режиссеров новой волны персонажи много ходят. В поисках чего
они ходят? Своего прошлого, будущего, настоящего, которого словно бы нет?
Когда идешь, мысли куда-то испаряются. Сколько времени Луи не был в кино?
Многие годы! С тех пор, как перешел с поденной работы на сдельную. С тех
пор, как у него поприбавилось денег.
Мало-помалу я привыкла к этой новой жизни, где не ощущается присутствие
Луи. От него остаются дома, хоть он и отделал его заново своими руками, одни
лишь застарелые запахи: от окурков в пепельнице, от спецовки и нательного
белья, пропитанных потом и известковой пылью, -- раз в неделю я пропускаю
все это через стиральную машину, а по ночам -- теплое от сна тело -- оно
находит меня ночью и покидает поутру, -- да сальный котелок -- я отдраиваю
его, когда мою посуду. И только его сегодняшнее раннее появление выбило меня
из колеи.
Он только мимоходом бывает в этой квартире, которую они купили на
сверхурочные. Вначале они жили у матери Мари. Девичья комната стала спальней
замужней женщины. Все произошло так естественно, будто само собой, без ломки
старых привычек. Рождение Жан-Жака, а три года спустя -- Симоны сделало
тесноту просто невыносимой. Они сняли две комнаты, большую спальню и кухню в
старинном доме в центре.
Город с развитием промышленности разрастался. В нем становилось все
теснее, как и в их комнатушке, где вокруг постоянно толклись дети. Их
присутствие постепенно разрушало интимную близость, выхолащивало отношения.
И с каким же облегчением вздохнули они, купив себе квартиру на втором этаже
дома с окнами на бульвар, откуда начиналась дорога на Истр.
Теперь у них был свой дом, и к ним вернулась полнота отношений первых