и  от этого вдруг обнаружилось,  что в  маленьком,  чистеньком,  недавно
отремонтированном,  кинозале  в  полутьме  клубятся целые  потоки  пыли,
словно тут шел ремонт или уборка.
   Опустив все шторы,  Галузин сел рядом с  Леонидом.  Больше в  зале не
было ни души.
   "Так  и  будем сумерничать?  -  подумал Леонид.  -  Или  тренер решил
развлечься:  специально для  нас  двоих прокрутят новый фильм?  Как  для
особо важного начальства..."
   Его злило молчание Ивана Сергеевича, и он нарочно ничего не спрашивал
у тренера.
   - Давай! - крикнул Галузин, повернувшись назад.
   Под потолком застрекотал аппарат.  На  экране появился пловец.  Он то
мчался,  рассекая воду, как глиссер, то полз нарочито медленно, и каждое
движение его Рук продолжалось неестественно долго,
   Вот он вытягивает вперед кисти рук...  Вот руки,  обращенные ладонями
вниз,  уже  выпрямлены перед  головой.  Пловец поворачивает их  ладонями
наружу и начинает разводить в стороны, пока они не достигнут одной линии
с плечами.
   Видно  даже,  как  мелкие  брызги  отрываются  от  поверхности  воды,
медленно поднимаются вверх,  достигают высшей точки, на секунду замирают
там и так же медленно опускаются в воду.
   Это  была  так  называемая "лупа времени" -  особый хитроумный способ
скоростной   съемки.   Кинооператор,   снимая   пловца,   вращал   ручку
киноаппарата  во  много  раз  быстрее  обычного.  И  поэтому  на  экране
получался  эффект  замедленного движения.  Каждый  гребок  пловца  четко
распадался на отдельные составные элементы.
   С  того дня  Кочетов и  Галузин замучили киномеханика,  заставляя его
снова и  снова крутить одни и  те же ленты.  Им хотелось понять,  в  чем
секрет   скорости.   Они   то   копировали  движения  лучших   советских
пловцов-чемпионов,  то  видоизменяли их,  приспосабливая к Кочетову,  то
пытались найти еще лучшие, еще более совершенные приемы.
   Через три недели Галузин позволил Леониду первый раз пройти дистанцию
в  полную  силу.  2  минуты  41,6  секунды показали стрелки секундомера,
Ля-Бриель  был  побит,  но  прославленный  француз  уже  не  интересовал
Кочетова: до всесоюзного рекорда не хватало еще целой секунды.
   Теперь  Леонид  каждый  день  на  утренней  тренировке по  многу  раз
неторопливо проплывал  двухсотметровку,  отшлифовывая свою  технику.  По
вечерам два раза в неделю он делал "прикидку":  плыл в полную силу,  "на
время".  2  минуты 41,7  секунды,  2 минуты 41,6 секунды,  2 минуты 41,8
секунды -  из  этого заколдованного круга он не мог выйти.  Казалось,  2
минуты 41,6 секунды стали пределом. Последнюю секунду, отделявшую его от
рекорда, сбросить не удавалось.
   Наступил  очень  напряженный,  ответственный период,  и  Галузин  это
отлично  знал.  Сколько  спортсменов вплотную  подходили к  рекорду,  но
срывались,  когда победа была уже рядом! Последние сантиметры, последние
секунды всегда самые трудные.  И "сбросить" их может лишь сильный волей,
упорный и вдумчивый спортсмен.
   Жена теперь не узнавала Ивана Сергеевича.  Раньше,  по вечерам, придя
домой,  он  сразу  сбрасывал с  себя  брюки и  пиджак,  сковывавшие его,
надевал старенькую просторную пижаму и садился за письменный стол.