неуравновешенным, с синдромом раздвоения личности. Вторично, уже перед самым
судом, вывод врачей был однозначным -- вменяем, хотя и с незначительными
психическими отклонениями. Во всяком случае, настолько здоров, чтобы
применить к нему исключительную меру наказания.
Следствие, не без помощи Сухарева, сделало небольшое "открытие".
Оказывается, криминальная полиция долго и безуспешно искала подходы к
Заварзину, но никаких более или менее весомых доказательств его преступной
деятельности (кроме оперативных разработок) предъявить не могла. И когда в
поле зрения появился Стрелок, полицейские отнюдь не мешали их разборке.
Правда, не предвидели они столь "эффектного" финала... Сам не сознавая
того, Стрелок стал карающим мечом правосудия и сделал то, что долго не
удавалось всей системе правоохранительных органов.
В одну из ночей за ним пришли, чтобы отвести в расстрельную камеру
(теперь исполнение смертного приговора производится в Латвии, а не как
раньше, в питерских Крестах).
Когда его подстригли и переодели, он, ни к кому конкретно не обращаясь,
сказал: "Прошу вас, оставьте меня одного". Однако никто его не послушался, и
лишь в глазах адвоката промелькнуло недоумение.
Стрелок поднял с пола сброшенную с плеч полосатую куртку, достал из
кармана фотографию Велты. Без всякого выражения на лице он смотрел на
цветной квадратик и, видимо, уже не ощущал, как две теплые струйки
проутюживали щеки и затерялись в углах сжатых губ. Затем подошел к выступу в
стене и поставил на него снимок. Ни секунды не медля, приговоренный
повернулся, заложил руки за спину и направился к выходу.
Прокурор, стоявший у дверей, увидел глаза Стрелка и содрогнулся. Их
прикрывала тускло мерцающая красная пелена, без зрачков и роговицы.
В дальнем конце коридора стояла одинокая фигура Сухарева. Он, привстав
на носках, вытянув шею, сделал механическое движение рукой, словно совершая
прощальный обряд.
Никто не слышал, как прозвучал выстрел, и не мог увидеть, как неслышно,
продираясь сквозь бетон и железо тюрьмы, отлетела его душа в Космос...
Финита