и  вот-вот  жду извещение на "Жигули".  А вы ведь знаете, как порой бывает -
машина есть, нет гаража, есть гараж, нет машины..."
     Соседа такое  объяснение вполне удовлетворило. Хотя  любой мало-мальски
наблюдательный  автолюбитель  сразу  же   заметил  бы,  что  легче  верблюда
протащить в игольное ушко, чем Рощинского втиснуть за руль "Жигулей".
     Однажды,  зимой,  поутру он заметил  возле  своего  гаража  натоптанное
пятно,  следы электросварки, дужку  от навесного замка  и открытую  дверь...
Рощинский ринулся вовнутрь  гараж, отчетливо понимая,  что стряслось худшее,
что  его галерея  стала жертвой грабежа,  а  когда  он  увидел пустые полки,
сердце его зашлось в  удушье и, казалось, наступил конец света. Он опустился
на  холодный  цементный пол  и  пришел  в  себя только  под вечер.  Владимир
Ефимович отморозил ногу и щеку, на которой лежал на цементном полу.
     Выйдя из больницы, он начал готовиться к отъезду. По  объявлению  нашел
подходящий вариант  с  покупкой  дома и в  апреле,  с небольшим  чемоданом в
руках, он прибыл в город своей мечты, не подозревая, что он же станет  и его
последней географической точкой пребывания на этом свете...
     ...Перед   сном   Рощинский   вставлял   в   старенькую   "Электронику"
аудиокассету и  под мелодии романсов и песен  "прошлых лет" старался уснуть.
Закрыв  глаза  и подтянув до  подбородка  одеяло,  он  уносился  сознанием в
мешанину образов  - в  свою  прошлое,  которое  тихо  исходило  из  динамика
магнитофона: "Вечер, шумит у  ног  морской прибой, грустно  поют  о  прошлом
волны..."
     А волны  и  в  самом деле  шумели,  но  этого Рощинский  не  слышал: на
разноцветном  воздушном  шаре  он  поднимался  над  зеленым  полем,  которое
испещрено  желтыми откосами  и  белыми, выгоревшими  на солнце  бесконечными
дорогами...


Глава вторая


     Рощинскому показалось, что к  дому  подъехала машина. Вытянув  короткую
шею, он  стал выжидательно прислушиваться. Безотчетное  беспокойство подняло
его с места и он подошел  к окну. Однако кроме нахохлившегося куста сирени и
части  забора  он  ничего  там не увидел и  это,  успокоив  душу,  заставило
вернуться на  место.  Он продолжил пить чай из  большой чашки,  без  сахара,
вприкуску  с  белыми сухарями. Но  снаружи опять что-то  громыхнуло, дверь с
шумом распахнулась и через  мгновение на пороге нарисовались незваные гости.
Их  было  четверо: двое  в милицейской форме  и  столько  же  в  гражданском
одеянии.
     - Кто тут Рощинский Владимир Ефимович? - довольно развязно спросил тот,
на ком была надета капитанская форма.
     - Допустим, это я, - отодвигая от себя кружку, смиренно ответил  хозяин
дома, и с трудом поднялся с табуретки.
     -  Обыск,  - объявил  ему.  - А это, -  жест  в сторону гражданских,  -
понятые, прошу любить и жаловать...
     - Как обыск? - ослабевая в коленях, промямлил Рощинский.
     - Обыкновенный, законный, - отрезал капитан. - И хочу предупредить, что
добровольная помощь органам может смягчить вашу участь и избавить моих людей
от  лишних  трудозатрат...Поэтому  давайте  без  обиняков...где  у  вас  тут