первой моей мишенью...
     Стреляю со вкусом и не всегда целюсь в десятку.  Иногда выбираю неясную
точку на краю мишени и стреляю в нее. А порой целюсь чуть ниже или чуть выше
центра  -  в  девятку,  восьмерку  или семерку.  Стреляю  скорострельно  и с
затяжными  паузами.  Я выбираю наиболее приемлемый  для себя ритм. Наверное,
так же  музыкант  выбирает  для  себя  подходящую  тональность. Я знаю,  что
наступит время, когда нужно будет в течение шести - восьми  секунд выпустить
три пули. Когда же потребуется стопроцентный результат,  я стану целиться по
три-четыре секунды  на один выстрел, чтобы был верняк. Впрочем,  я выразился
неточно.  Стопроцентный ре-зультат нужен всегда. Мне за это платят. Я всегда
стреляю наверняка, но  все  дело в том,  что, кроме  меня, моей руки,  моего
глазомера  и моего винчестера, вместе  со  мной  где-то  рядом  обитает  моя
судьба. Вернее, две судьбы - моя и того, на кого я охочусь.
     Обычно я целюсь... нет-нет, не в голову. Как бы я  ни был  меток,  могу
промахнуться, потому что не в состоянии контролировать каждое движение того,
в  кого целюсь.  Однажды, когда  нужно  было  убрать  одного  авторитета  из
Люберец, я  нашел место,  откуда должен  был стрелять.  Это  был заброшенный
чердак,  где  я провел в ожидании два  дня. Авторитет оказался  пунктуальным
человеком, и это облегчило мою задачу. Но за секунду  до выстрела мой клиент
вдруг задрал голову к небу и стал им любоваться. Может, он гадал -  будет ли
дождь  и  не  стоит  ли вернуться домой за зонтом? А может, подумал о чем-то
другом   или   просто  восхищался   полетом  ласточек,   которых  там   было
видимо-невидимо. Они  выпархивали из-под крыши  старого двухэтажного дома и,
пролетев над излучиной реки, возвращались в гнезда.
     Когда  я  подкарауливаю   жертву,  замечаю   многое.  Взрослых,  детей,
стариков. Иных просто так,  для тренинга  беру  на мушку и веду в прицеле до
тех пор, пока позволяет угол обзора.
     Стрельба в  тире нужна мне как воздух. Во-первых, это позволяет держать
форму,  во-вторых, я не представляю жизни, ни одного ее дня, без того, чтобы
ладонь не чувствовала  соприкосновения с отполированным цевьем и  прохладным
металлом. Это прекрасный коктейль ощущений.
     Я люблю  все виды  оружия,  но наиболее  мне близок этот десятизарядный
карабин  по  имени Винчестер,  калибра  девять миллиметров. Стоит  он дороже
"мерседеса", и я не преувеличиваю:  изготовили его в Штатах  по  спецзаказу.
Разумеется, не по моему - этот фирменный карабин  был создан  специально для
ЦРУ, для тех его людей, которые всегда должны убивать наверняка, без осечки.
Пуля по винту проходит с легкостью неимоверной, не отклоняясь ни на йоту, не
теряя ни  одной  миллионной  доли заданной скорости. Я снял  его в Анголе  с
одного убитого цэрэушника,  с  кото-рым  мы  проводили дуэль без  малого два
месяца.  Я  вел отстрел тех,  кто был  на стороне УНИТА, по  нас  же  пуляли
чернокожие, натасканные американскими наемниками.
     Сначала у  меня был  самозарядный карабин  отече-ственного производства
СВД  -  снайперская  винтовка  Драгунова.  Спасибо  и  земной  поклон  этому
Драгунову. С помощью его карабина я набил целую толпу, сколько, наверное, не
было убито всеми спецназами. Я сидел в засаде, в  каменной норе, откуда  как
на ладони открывалась дорога, прорезающая джунгли.
     Справа  от  нее  -  река,  по  которой  хоть  редко,  но  передвигались
унитовские отряды. Обычно я  начинал  поражать тех, кто шел  в хвосте отряда
или  колонны. Пока  передние разберутся что  к чему, с десяток отправится  к
праотцам. Стрелял я  обычно  в грудь двумя быстрыми пулями.  В эти мгновения