дом, кусты расцветшего жасмина и калитка, в которой туманно обрисовывался
силуэт женщины...И все виденные им образы покрывала слабеющая мелодия:
"Вечер, шумит у ног морской прибой, грустно поют о прошлом волны..."
...Похороны Рощинского состоялись в ближайшую пятницу. Кроме Авдеевой
на них присутствовали две пенсионерки и представитель еврейской общины.
Возвратившись с похорон уставшая и замерзшая Анна Александровна пошла в
ледник. Она долго стояла на его пороге, не решаясь окунуться в его
сумеречное нутро. Она смотрела на мокрые, сиротливые кусты смородины, на
поникшие головки георгинов, увядшие грядки и смертельная тоска сжимала ее
грудь. Затем она спустилась вниз и на ощупь нашла гвоздь, к которому была
примотана проволока. И когда она ее освободила, рука почувствовала не
уступчивую отягощенность, идущую от гирлянды сокровищ. И не сожалея, она
разжала пальцы и проволока жесткой змейкой заскользила по ладони. Она
услышала шорох и через несколько мгновений в сумерках помещения раздался
глухой, придонный звук. Анна Александровна вышла из ледника и, вооружившись
ведром и лопатой, стала с грядок носить в него землю. Когда собралась
порядочная кучка, женщина принялась засыпать нору, где упокоились унции и
караты, ради которых жил человек и ради которых он умер. Когда многометровая
нора заполнилась землей, Авдеева плотно притоптала грунт, сверху навалила
старую жестяную ванну, в которой с незапамятных времен сохранились остатки
цемента. Он давно слежался, превратился в камень и по крепости не уступал
граниту...
Татьяна в тот день, на другом кладбище, хоронила Пуглова...Вернее,
участвовала в похоронах, а всем заведовала мать Альфонса. Она постарела и
осунулась, но вместе с тем, на ее некогда красивом лице лежала печать
смирения, согласия со свершившимся. Рядом с ней постоянно находились ее
старая подруга из парфюмерного магазина и директор мебельного центра по
кличке Налим...
День был солнечный, а к вечеру снова пошел дождь...
Финита