золотой! Ой батюшки!" Она добивается диагноза: жена Сергея Марковцева.
Овчинников рассмеялся.
- Интересно, почему меня не тянет посмеяться над тобой?
- Что, есть повод? - поинтересовался Андрей. Приятели приводили себя
в порядок после перенасыщенного событиями дня: сидели в сауне отеля и
потягивали немецкое пиво. Прядь волос, которой Овчинников прикрывал
поредевшую макушку, сейчас мокрой мочалкой падала на ухо. Сбоку такая
молодежная прическа выглядела модной, зато когда он поворачивал голову,
менялось все - прическа, его лицо, одна половина которого, казалось,
улыбалась, тогда как другая пугала какой-то безжизненностью. Ему бы
искусственный глаз на плешивую сторону, рассеянно подумал Сергей.
- Недавно я в буквальном смысле слова отдохнул в квартире путаны, -
продолжил Марк, обращаясь к "нормальной" стороне Андрея. - И понял: мне
не нужна жена, подруга, мне нужна гейша. Приветливый взгляд, заботливые
руки. Чтобы представала она пред моими очами только тогда, когда я
захочу. Я не хочу любить, потому что начну ревновать.
- Ревность развлекает, - заметил Андрей.
- Меня развлекает автомат Калашникова. И давай закроем эту тему.
Но тут же вернулся к ней снова:
- Она сама сказала: мол, не хочет помогать, потому что у нее есть
дела поважнее. А ведь в тот раз я ее не просил о помощи. Вот сейчас
спроси ее, на чьей она стороне, - Катя ответит: "Еще не решила".
Почувствуй разницу в вопросах и ответах, Андрей, и ты все поймешь.
Так или иначе они старались избегать основной темы, касающейся
Султана Амирова. Ведь важно уметь расслабиться не только телесно.
И в Марке, и в Андрее сидело сейчас по два человека. Приметив в
приятеле такое раздвоение визуально, Сергей точно знал о таком же
разделении его чувств, эмоций. Может, Андрей остыл, но и без прежнего
воодушевления он все же продолжит работу. Удовлетворение придет позже,
причем не диким восторгом, а скорее проявится усталым взглядом, легкой
улыбкой; придет опустошенность - этого не избежать. Ведь шоколад сам по
себе горький.
Бывший капитан "Гранита" возлагал какие-то свои надежды на поездку в
Дагестан, как баталист, рисовал перед собой пусть не скорые, но
решительные картины боевых действий. А может, ничего такого и не было;
повседневная рутина перемолола все - воспоминания, действительность,
мечты. Винегрет. Его едят ложкой, не выбирая. Вот и хапнул порцию
Андрюха, закусил, напевая - уже монотонно: "Мне все снятся военной поры
пустыри". И не ему ли знать, что настоящие победы выстраданные.
- Я тоже устал, Андрей, - поделился своими мыслями Марковцев. -
Действительно все обрыдло, нет азарта. Какие-то холодные мы стали.
Таких, как мы, не разогреешь; обжечь можно. Вскрикнул, вскочил, подул и
забыл.
Овчинников покивал головой: "Разогреть нельзя, обжечь можно".
- Да, ты верно подметил. Сам я долго не мог подобрать определения.
Надолго нас не хватает, это правда.
- Ладно, хватит париться, - закруглился Марк. - Все равно не
согреемся.
- Интересно, дипломат, с которым ты говорил, - чья креатура?
- Не знаю. Но кого-то одного не представляет. Кавказский ставленник,