резинка. Зойка, толстая добродушная Зойка, от которой никогда слова плохого
не услышишь, готовая поделиться последним бутербродом, не хочет вдруг с ним
разговаривать. Сначала он решил, что ослышался.
-- Это ты со мной не хочешь разговаривать?
-- А то с кем! -- она повернулась, и Макар впервые увидел злость в ее
маленьких голубых глазках. -- Ты еще набрался нахальства спрашивать?
-- Да что я тебе сделал? Учительница постучала по доске мелом.
-- Перестаньте разговаривать!
Макар затих и нахохлился. "Что сегодня происходит? Пришел в школу с
таким хорошим настроением -- и на тебе! Все стараются насолить. Что они --
не выспались?"
На перемене его настроение окончательно испортилось. Куда бы он ни
пошел -- все от него отворачивались, даже старались не замечать. Мимо
проходил Олег Черепанов, неестественно скосив глаза в сторону.
-- Алька! -- окликнул Синицын и почувствовал, что голос его стал
почему-то противным, заискивающим. -- Я тут у одного иностранную марку
видел...
Но Черепанов втянул голову в плечи и даже ускорил шаг. Это было
невероятно! При упоминании о марках он обычно становился сам не свой и
вцеплялся в человека мертвой хваткой. Он загонял его в угол и готов был
восторженно слушать самые длинные и самые нудные рассказы о марках. По
слухам, Алька собирал марки еще с ясельного возраста.
После этого Синицын совсем пал духом. Сел на свое место и уныло
уставился в пол. Но вот рядом остановились голубые ботинки с поцарапанными
мысами. Макар медленно поднял голову.
Перед ним стояла, заложив руки за спину, Даша и презрительно смотрела
сверху вниз. У Синицына тоскливо зачесался нос.
-- Так ты, оказывается, не только хвастунишка, -- Макару казалось, что
голос ее звенит на всю школу, хотя Даша говорила почти шепотом, -- но и
предатель!
-- Кто -- я? -- забормотал он, и у него глупо отвисла нижняя губа. --
Ты видела? Докажи... Я предатель?!
Даша повернулась и ушла на свое место. А Черепанов встал, смущенно
поправил очки и повернулся к классу.
-- Тихо! -- крикнул он, хотя вокруг уже давно царила тишина. -- После
уроков не расходиться: будет классное собрание. Тайное, без учительницы.
-- Почему тайное? -- крикнул кто-то.
-- Потому, -- ответил Лысюра важно, -- что будем судить предателя М. И.
Синицына.
Макар задохнулся:
-- Меня... судить?
-- А кого же еще? -- криво ухмыльнулся Живцов. -- У нас больше нет
других предателей...
Но тут же умолк: в класс вошла Нина Борисовна.
Синицын опустился на свое место. В голове его гудело, как в школьном
коридоре на большой перемене.
"Обижают, -- он вдруг шмыгнул носом, -- все меня обижают, даже Зойка и
та..."
Зойка, услышав шмыганье, повернулась, и глаза у нее были по-прежнему
добрые -- маленькие, голубые, жалостливые.